Эльмира Нетесова - Судьбы в капкане

— А кто это услышал кроме матери? Никому нет дела до чужого ребенка. Да и мой Аслан не Джамал. Совсем диким стал в зоне, грубит всем. Никого не хочет слушать. А бандюги быстро его к рукам приберут. Им такие отморозки нужны. Они Джамала сумели сломать. Заставили на себя «пахать», вогнали в обязанку. Поймали парня на нужде. Его семья всегда жила скудно. Так Аслан говорил, — вспоминает Катя. И со страхом думает:

— Может Мишка не решился по темну ехать. Горная дорога очень опасна. По ней днем и то в оба глаза смотри. А уж вечером и подавно. То оползни или камнепады, то отара на пути — в другое место овец перегоняют. Пережди их в сумерках. И не поторопишь! — снова выглядывает в окно и улыбается, увидев машину, подъехавшую к окну. Из нее Миша вышел один. Открыл багажник, он как всегда забит битком. Хоть и дальняя родня, а никогда не отпускает сына с пустыми руками. Вот и теперь столько привез, что на кухне ногу поставить негде.

— Сынок! Как ты? — обнимает Мишку.

— Мам! Дай машину поставлю в гараж, приду, поговорим! — торопится парень.

— Мамуль! Аслан в горах остался! — сказал Мишка вернувшись.

— А я думала, что у отца его оставил. Не стал

сюда привозить.

— Куда его сбросишь? Там такое творится, собака

с цепи сорвалась и убежала. Человеку ни то присесть, встать негде! — рассмеялся громко.

— В горах воздух чистый, тишина, покой! Я бы

и сам с месячишко отдохнул!

— А как же я без тебя? — расстроилась Катя.

— Аслан жениться советует.

— Чего ж сам в жеребцах дышит?

— На ком он там женится? На первой овце или на волчице? В селе ни одной мало-мальски путной девки не осталось. Кто в город уехал учиться, другие тоже разбежались, одни работают в городе, другие уже там замуж вышли. Недавние пастухи, постарев, спустились с гор, пасеками занялись. На отару сил нет. А мед хороший доход приносит. Ну, девки, что получше, у себя в селе замуж вышли. Только вдов поприбавилось. Этим деваться некуда, детвору надо вырастить. Да и хозяйство не бросишь. Оно кормит. А в городе, где зацепятся, что делать будут наши бабы?

— Ну, Аслан там первый жених! — рассмеялась

Катя.

— Щас! Ни одна не посмотрела на него!

— Это почему?

— Судимый, сама знаешь!

— Ну и что?

— Ты деревенских не убедишь. А земля слухом пользуется. Слишком мало времени прошло. Приглядеться надо, привыкнуть. Я и брату так сказал, мол, покажи себя человеком, мужчиной в горах, а уж потом претендуй на бабу. Сама знаешь, теперь вдовы разборчивее девчат стали. Ни за каждого пойдет, не всякому двери откроет, — говорил Мишка.

— Эх, сынок! Припрет природа, куда денутся? И Аслану будут рады как подарку, — не согласилась женщина.

— Может быть. Но для такого нужно время, — рассказал матери о схватке с волками.

— Сынки мои! Как же вам тяжко!

— Вот после этого он и решил в горах остаться. Не захотел отару доверить в чужие руки. Нанятый пастух не станет защищать овец как хозяин. Свою жизнь и шкуру пожалеет. Аслан это понял… А еще захотел в человеки, в мужики пробиться. Я ему кое-что рассказал. Если он не сорвется, у него получится. Настырства ему не занимать. Я посмотрел, как прихватил он волка, там, в палатке. Зверюга матерый был. А задыхаться начал. Еще немного бы… Вожак из последних сил вырывался из рук. Но Аслан понял, сумеет в случае чего и с голыми руками одолеть. Прошел у него страх…

— Оно всегда так Миша! В этой драке не столько волка, сколько себя одолел. Сломалось что-то в душе, и все по-другому увидел. Дело не в овцах, сам захотел приноровиться к горам, прикипеть к воле уже по-другому. Да и пора, уже не мальчишка. Время взросления пришло. Ты помоги ему. Кто же кроме тебя его поймет и поддержит, — говорила Катя.

— Мам! Лянка вчера не приходила?

— Прибегала! Видишь, все прибрано. Мне помыться помогла. Завтра обещала все перестирать. Сегодня времени не осталось. На работу спешила. Даже поесть со мною не присела. Бегом сорвалась.

— Обо мне говорила?

— Только о тебе! Ты у нее из головы не выходишь. Все боялась за тебя, как там в горах сложится? И спрашивала, много ли девчат в нашем селе? Я все поняла, боится тебя потерять.

— А чего не придет к нам насовсем?

— Чудак ты, Мишанька! Это ж так понятно. Она свое ждет, когда предложенье ей сделаешь стать женой. Иначе, кем сюда вернется, — рассмеялась Катя.

— Женой? А как ты на это посмотришь? — глянул на мать.

— Тебе с нею жить, спроси себя, — ответила не задумываясь.

Катя никого не ждала в это утро. Мишка, как всегда, пошел на работу, и женщина хотела прилечь ненадолго. А тут звонок в двери.

— Кого черти принесли с ранья? — пробурчала вполголоса и пошла открыть.

— Здравствуйте! — встала на пороге женщина:

— Вы меня не узнали?

— Почему же! Мать Сюзаны, — ответила Катя и хотела закрыть перед гостьей дверь, сказав:

— Мне с вами говорить не о чем. Зачем заявились? Я из-за этой Сюзаны столько пережила, теперь вас подносит нелегкая! Это ж надо было сочинить, что я ее на панель вытолкала, меня из-за той записки менты задергали! Пожалела на свою голову сучку и наглоталась говна за доброту. Сволочь неблагодарная! То легавые, то рэкет по ее душу возникали, то из вендиспансера! Ну и курва, ни с одной столько бед не было. Перед соседями из-за этой дряни стыдно! — возмущалась Катя.

— Я на минуту, не задержу, давайте поговорим у вас, а не на площадке…

Баба неохотно впустила гостью. Та неуверенно прошла на кухню:

— Катя, что толку ругать покойную? Ее нет! Ничего нельзя изменить или выправить. Когда я была в милиции, сказала о дочке всю правду как было. Причем здесь вы, если она с детства росла крученой, о том весь Прохладный знал. То с женатиком спуталась, а там и с бывшим зэком связалась. Отец устал из нее похоть выколачивать, каждый день ремнем бил. Потому сбежала в Нальчик. Я ее жалела, а муж сказал, что не пустит в дом блядищу, испозорила нас вконец. Менты удивлялись слушая. Теперь уж никто к вам не придет и не побеспокоит.

— Дура она! Зачем убежала из вендиспансера, не долечившись? Может и теперь жила б.

— Не надо. Там ее на голодуху посадили. Кормили ужасно. Давали пару ложек пшенной каши без молока и масла, да полмиски хлебова, от такого бездомные псы с воем разбегались. Она не только выздороветь, чуть от голода не умерла. Сознанье терять стала. Вот и думай, от чего быстрее умерла б, с голода или от сифилиса? А как лупили Сюзанку санитары? Она вся черная была. Да ни одна живая душа таких издевательств не перенесла б. Вот и сбежала дочь, покуда еще ноги ее держали, — вздохнула Валентина.

— Ладно хлюпать. Скажи, чего пришла? — оборвала гостью Катя.

— Понимаете, всю эту неделю мне дочка снится и жалеет, что никакой памяти нам с отцом не оставила о себе.