София Каждан - Сибирячка

В один из таких дней свекрь обратился к ней:

— Светлана, вчера звонил Митя и попросил помочь ему на даче. Я хотел, было отказать… Но как- то неудобно… Он всегда в первую очередь переводит Сашкины сказки, оставляя свои дела. Я согласился. Поедешь со мной или у тебя другие планы?

Они приехали на дачу в субботу ближе к обеду. Цеховский открыл ключом дверь. Светлана с Эдуардом Владиславовичем вошли в дом, в котором было холодно.

— Где Дмитрий Викторович?

— В Москве.

— Как в Москве? — удивленно спросила Науменко. — Вы же сказали, что он просил нас ему помочь.

Цеховский, ничего не ответив невестке, снял с себя куртку и пошел на кухню.

Светлана рванула к входной двери, но, дернув её, поняла, что она закрыта на ключ. Науменко, как пантера, ворвалась на кухню и, схватив свекра за его густые волосы, истерически закричала:

— Зачем ты меня сюда привез?! Я не блядь!!! Понял!!! Никогда тебе не владеть мной!!! Слышишь, ни-ког-да! Мое тело принадлежит только твоему сыну!

— Отпусти мои волосы. Мне больно, — спокойным голосом произнес врач.

— Я не блядь!

— Почему ты так кричишь? Кто сказал, что ты…

— Я не блядь! — в истерическом крике повторила Светлана.

— Перестань орать, — слегка повысив голос, проговорил свекрь. — Мы можем сейчас с тобой обратно уехать в Москву. Это не проблема. Машина стоит во дворе. Проблема в том, что ты скоро потеряешь семью.

— Это неправда! Неправда!

— Правда. И ты это сама прекрасно знаешь, — голос Цеховского звучал ровно и спокойно, в отличие от истерического крика невестки. — Ты с Сашкой уже больше месяца, как не спишь вместе. Еще неделя и кто-то из вас перейдет спать в зал, а затем вообще покинет квартиру.

Светка подняла свои огромные карие глаза и взглянула на Эдуарда Владиславовича. Цеховский видел, как они заполняются слезами, которые стали медленно течь по её лицу. Она как маленький ребенок, стала их вытирать рукавом пальто. Он подошел к своей невестке.

— Успокойся! Не надо плакать. Это твой единственный шанс, — одной рукой прижимая дрожащее от плача тело невестки, а второй, гладя её по голове, произнес свекрь.

Он нежно снял с женских плеч пальто и, взяв Светлану на руки, положил в гостиной комнате на диван, укрыв пледом.

Вторая любовь к Цеховскому пришла неждано-негадано, когда ему было далеко за сорок. И надо же было судьбе сыграть с ним такую злую шутку: он влюбился в жену сына.

Никогда в его жизни не было другой женщины, кроме жены. Он знал тело своей Татьяны, как свое, и владел им, как своим. Множество раз он в мыслях прокручивал, как кадры из кинофильма, эпизоды постельной сцены. Цеховский представлял, как Светлана обнимает, ласкает, целует его тело. Разве может понять молодая женщина, что мужчина, несмотря на свой зрелый возраст в душе остаётся молодым?! Что ему, как и тридцать лет назад хочется услышать комплемент в свой адрес, хочется в присутствии молодых, тоже казаться молодым. Но возраст берет своё. И он не в силах изменить законы природы.

Сейчас главврачу предстоит самый ответственный, и самый решающий шаг в жизни. Если родиться ребенок, то он его никогда не сможет назвать сыном. Но это в тот момент не являлось самым главным. Главное было то, что сейчас ему предстоит наисложнейшая операция, которая должна решить исход судьбы не только сына и невестки, но и всех членов их дружной семьи. Сможет ли он в своем возрасте провести её, без осложнений, чтобы не оставить в душе любимого ему человека болезнений, страшный шрам.

Открыв холодильник, он вытащил на стол привезенные заранее на дачу продукты.

Уже стемнело, когда Цеховский вошел в гостиную где, прикрывшись пледом, лежала Светлана.

Увидев вошедшего свекра, невестка поднялась с дивана, отбросив в сторону плед.

— Пойдем, поужинаем, — предложил он.

Науменко вошла на кухню и не поверила своим глазам. Посредине стола, на белой льняной скатерти в хрустальной вазе, стояли три красные розы на длинных ножках. На блюде лежали бутерброды из красной и черной икры. Маленькие, фарфоровые тарелочки были заполнены всевозможными салатами.

Посмотрев на сервированный стол, женщина улыбнулась уголками губ, и ничего не сказав, села напротив свекра.

— Что будем пить: водку, коньяк, шампанское? — спросил Эдуард Владиславович.

— Мне немножечко водочки, — она взяла стоящую рюмку и протянула его Цеховскому.

Не успел врач произнести тост, как невестка осушила содержимое.

— Налейте мне ещё, пожалуйста, — попросила она.

— С удовольствием.

Взяв рюмку в руку, Светлана одним залпом выпила содержимое.

Цеховский взял бутерброд с черной икрой и протянул его Науменко.

— Закуси. А то так можно и опьянеть.

Эдуард Владиславович поднялся и подошел к окну, где на подоконнике стоял магнитофон, который он включил. Заиграла музыка. Кухню заполнил голос Джо Дассена. Цеховский зажёг свечи и выключил свет.

— Ой, как в кино, — проговорила подвыпившим голосом невестка.

— А жизнь и есть кино, моя девочка.

— Мне очень нравятся фильмы про любовь. А Вам?

— Мне тоже.

— А какой фильм мы сейчас будем снимать?! — спросила она, осушив рюмку до дна. — Если это, конечно, не является государственной тайной?

— «Ещё не вечер.»

— Кто режессер? — пьяным голосом проговорила Светлана.

— Я.

— Какую роль Вы мне отводите в своем фильме?!

— Ты будешь главной героиней. Звездой экрана.

— Говорят, что кинорежиссеры своих любовниц и жен всегда стремятся снимать в главных ролях.

Цеховский подошел к Светлане и, наклонившись над ней, поцеловал в шею.

Она вздрогнула, и её рука медленно потянулась к стоящей на столе недопитой бутылке «Столичной».

Эдуард Владиславович отодвинул бутылку в сторону и пригласил Светлану на танец.

— Может не надо! — совершенно пьяным голосом взмолилась она. — Как мы будем им смотреть в глаза? Они ведь думают, что я приличная женщина. А я гадюка! Настоящая гадюка, которая незаметно подкралась к ним и ужалила в самое сердце… Ведь мой укус может быть для них смертелен.

— Успокойся, моя девочка, все будет хорошо. Никто об этом никогда не узнает.

Он поднял Науменко на руки и понес в спальню, где стояла большая двухспальняя кровать, с которой было уже заранее убрано покрывало.

Цеховский аккуратно положил объект своих многолетних страстей на широкую кровать. Он видел, как она, вся задрожав, сильно сжала кулаки.

— Я тварь! Я гадюка! Змея подколодная! Самая последняя шлюха!

Опершись на локти, он наклонился над Светланой и стал жадно целовать свою невестку. Пьянка прошла у неё моментально, как только свекрь овладел женским телом. Она даже не почувствовала, как её руки стали, не зависимо от воли и сознания, ласкать уже не молодое тело лежащего рядом человека. Извиваясь как змея, женщина потеряла рассудок. Ей так хотелось, чтобы эта неожиданно ворвавшаяся в её жизнь игра затянулась как можно дольше. Обессиленный, Цеховский положил свою голову, между женских ног. Она чувствовала, как его язык касался её звездного места.