Алан Милн - Портрет Лидии

Она рассмеялась, и смех этот показался ему божественной музыкой. Никогда он не слышал такого удивительного смеха.

— Заранее согласен, — со смехом ответил он.

— Тогда вы поедете со мной?

— Конечно, даже…

— В Нортон-Сент-Джайлс?

Онто хотел сказать: «…на край света», — но вовремя прикусил язык.

— Нортон-Сент-Джайлс? Вроде бы я не…

— Это деревня в двадцати пяти милях отсюда. Мы живем совсем рядом. Наш дом называют «Старый амбар».

— Двадцать пять миль! Однако! Но я не понимаю, — он нахмурился, дабы напомнить ей, что он без пяти минут солиситор. — Это бессмысленно.

С продавленного кресла она поднялась, как с трона и протянула к нему руку.

— И тем не менее… потому что я вас прошу… вы поедете, Артур?

Он уже вскочил, взял ее за руку, заверил, что, конечно же, поедет, потому что без труда представил себе, какой мерзкой покажется ему эта комната после того, как она уйдет, унеся из его жизни романтику и красоту. И всетаки, он не видел никакого смысла в этой поездке. Может, поэтому ему так хотелось составить ей компанию.

Она сжала ему руку, поблагодарила взглядом и, к его удивлению, снова села. Улыбнулась.

— Я знала, что вы мне не откажете. Теперь позвольте объяснить, в чем дело.

Он отодвинул книги в сторону, наклонился вперед, уперевшись локтями в стол, положив подбородок на ладони, не сводя с нее глаз.

— Меня зовут Лидия Клайд. Мой отец и я живем вдвоем. Кроме меня в этом мире у него никого нет, я я сама очень к нему привязана. Он, к сожалению, очень болен, — тут она прижала руку к левой груди. — Врачи говорят, что он может умереть в любой момент, но он и я… — тут она доверительно хохотнула, — … не верим врачам. И все же иногда, вы понимаете, мы им верим. Многие недели он настаивал на том, что должен написать завещание о оставить мне все, что у него есть. Вы знаете, как устроен человек. Откладывает из года в год, говорит себе, что спешить некуда, а потом, когда решаеттаки написать завещание, каждая минута задержки приобретает огромную важность. Вот я и договорилась с нашим другом, лондонским адвокатом, что он приедет к нам и останется на ночь. Встретиться с ним мы договорились на железнодорожной станции. Но не встретились! Я позвонила отцу. Он сказал, что наш приятель прислал телеграмму, в которой сообщил, что неотложные дела не позволяют ему покинуть Лондон. Отец умоляет меня найти какогонибудь адвоката и привезти к нему. Он не может и дальше тянуть с завещанием. Глупо, нелогично, я знаю, он может прожить еще двадцать лет, но… — она пожала плечами. — У больных своя логика. А волноваться ему нельзя, это точно. Отсюда… — она с благодарностью посмотрела на него, — …и мой визит к вам!

— Да, но…

— Вы встречались с неким Роджером Платтом, не так ли? В баре «Чаша и колокола?»

— Он — ваш друг? — в удивлении спросил Артур.

— Мы давно знаем друг друга, но это не значит, что я одобряю некоторые его привычки. Бедный Роджер! Он… — она доверительно улыбнулась Артуру — …не из нашего теста. Но он рассказал мне о вас. Просто восхищен вами, знаете ли. И вот когда мне понадобился друг, друг, который еще и адвокат, я тут же вспомнила все добрые слова, которыми он вас охарактеризовал. Вы поедете? Моя машина у дома.

Артуру льстило, что он произвел столь неизгладимое впечатление на в общемто незнакомого человека. Но, тем не менее, недоуменно глянул на Лидию. Коечто попрежнему не складывалось.

— В чем дело? — в ее голосе зазвучала тревога.

— Ваш отец…

— Да?

— Вы — его единственный ребенок. С чего такая срочность с завещанием? Вы и так унаследуете все.

Такого трагического взгляда видеть ему еще не доводилось. Потом она отвернулась, очаровательная головка поникла.

— Так вы не понимаете? — прошептала она.

Чтобы показать, что он — много чего повидавший мужчина и, опять же, почти что сертифицированный солиситор, Артур тут же ответил, что понимает, конечно, понимает, но… и замолчал, ожидая ее объяснений.

— Я не хотела вам говорить, — шептала она. — Я хотела сохранить мой маленькую тайну. Но, разумеется, у меня не может быть секретов от моих друзей. Видите ли, Артур, я — его дочь, но… неужели я должна это говорить? — и она затравленно посмотрела на него.

— Ага! — он наконецто понял. — Вы хотите сказать… он так и не женился на вашей матери?

Она печально вздохнула.

Артур поднялся.

— Я — дурак, простите меня. Я только возьму пальто.

Едва он исчез за дверью спальни, она посмотрела на часы. До восьми вечера оставалось ровно тринадцать минут.

По пути они практически не разговаривали. Когда плохо освещенные улицы сменились густой чернотой полей и зеленых изгородей, она спросила, не страшно ли ему ездить на автомобиле. «С вами — нет», — ответил он. Лидия на мгновение сжала его руку. «Я — хороший водитель, и в этот час дороги практически пустынны». Переполненный счастьем, он действительно не испытывал страха. Раз или два у него екнуло сердце, но ее уверенная улыбка, ее короткие извинения вновь возвращали ему прекрасное настроение. Они проскочили деревню. «Бартон Лэнгли, — прокомментировала она. — Половину проехали». Тут он взглянул на часы. Самое начало девятого. Двенадцать с половиной миль, пятьдесят миль в час! Лететь сквозь чернильночерную ночь на скорости пятьдесят миль в час с очаровательной девушкой за рулем — вот это, сказал он себе, и есть жизнь. Он закрыл глаза и предался грезам…

— Мы прибыли. Тридцать три минуты! Но ночам быстрее я ехать не могу. Пойдемте.

Она выключила двигатель, взяла его за руку, потянула за собой. Открыла входную дверь, за которой их встретила темнота.

— Вечером отключили свет, вы должны держаться рядом со мной.

И он порадовался, что она попрежнему не отпускает его руку. Она прошли в комнату налево. Комнату мужчины, освещенную многочисленными свечами. Простая обстановка, два удобных кресла, диван, зеленые чехлы, на них — ярко расшитые подушки. Столик с изогнутыми ножками под скатертью в клетку, пожилой мужчина раскладывающий пасьянс. ОН поднялся, смешал карты.

— Дорогой, это мистер Карстерс. ОН любезно согласился приехать, чтобы помочь нам.

Мистер Клайд поклонился.

— Мистер Карстерс, я ваш самый верный, покорный слуга.

«Человек из другого времени, — думал Артур. — Весь в черном, монокль на черной ленточке (мистер Клайд уже вставил его в глаз). Длинное, бледное меланхоличное лицо, седые волосы, но глаза блестели, а протянутая рука не тряслась. И не удивительно, отцу Лидии, наверное, не больше пятидесяти. Старили его только волосы».

— Я принесу чтонибудь выпить, — Лидия подошла к камину. — Завещание у тебя здесь, папа? Мы не должны задерживать мистера Карстерса, — она взяла подсвечник с каминной доски и вышла.