Алан Милн - Река

Но тут река сделала неожиданный поворот, нас вынесло на мель и мы сумели выбраться из воды. Мэри уже подбежала к нам, тогда как миссис Динс, она все кричала и заламывала руки, отстала на добрую сотню ярдов. Мэри не стала восклицать: «Мой герой!» Не стала спрашивать: «Ты ранен?» или «Он мертв?» Взяла Николаса Динса у меня из рук, положила на живот и сказала: «У моста ты найдешь таверну „Крэддок Армс“. Скажи им, что случилось, и попроси позвонить к нам домой. Они знают, что надо делать. Потом возвращайся, чтобы помочь мне. Захвати с собой одеяло».

Мне в тот момент совершенно не хотелось бежать, более того, по моим ощущениям меня следовало уложить в постель, но я побежал. Бегом и вернулся, с одеялом, с двойной порцией бренди в желудке, и все никак не мог взять в толк, почему моя левая рука так странно выглядит. Мэри, которую, похоже, с детства готовили к кораблекрушению и последующей жизни на необитаемом острове среди диких животных, склонилась над маленьким Николасом и весьма профессионально делала ему искусственное дыхание. Мать мальчика она уже отправила на холм, откуда та могла видеть замок и махать руками, привлекая внимание тех, кого выслали на подмогу. На берегу она только мешала бы своим кудахтаньем.

— Могу я чтонибудь сделать? — спросил я.

— Следи за мной, — выдохнула Мэри, — потому что скоро тебе придется меня сменить.

— Я в этом сомневаюсь, — ответил я и отключился.

Мне полагались две недели отпуска, и я провел их в замке Крэддок. Первые несколько дней в постели: особой необходимости в этом не было, но я не спорил, потому что Мэри ухаживала за мной. Как мы обручились, для меня до сих пор тайна. Она потом утверждала, что сделала мне предложение, но я крайне сурово отказал ей и в тот момент она поняла, что любит меня. По моему разумению, истина открылась ей не в тот момент, когда я вежливо отозвал ее в сторону, а по приходу миссис Динс, молодой и красивой вдовы, которая бросилась мне на грудь, обвила руками шею и впилась в губы. И на следующие утро, услышав некие звуки, мало чем отличающиеся от шума воды в трубах, а на самом деле — мою робкую просьбу выйти за меня замуж, она ответила: «Дорогой, я согласна, с радостью». Наверное, поэтому, в последующие дни мы очень часто виделись с миссис Динс, до того совершенно незнакомой нам женщиной, а теперь ставшей лучшей подругой. Но тут началась Первая мировая война и жизнь скоро сбилась с привычного ритма. Миссис Динс, напоследок засыпав нас словами благодарности, умчалась в Лондон. Двухлетний Николас ничего не сказал. Я женился на Мэри, а после короткого, но безмерно счастливого медового месяца, вернул ее отцу и ушел в армию.

Моя мастерская располагалась на Берфордсквер. Над ней у нас была квартира, которой я пользовался по необходимости, а Мэри и дети — по минимуму, отдавая предпочтение нашему коттеджу в Кенте. Она приехала на ночь в июле 1935 года, чтобы мы могли отпраздновать грядущую годовщину нашей помолвки. Мы давно уже взяли на вооружение девиз: главное — желание отпраздновать, а повод найдется. Как всегда перед нами встала сложная дилемма, пообедать до театра или поужинать после спектакля, а может, и пообедать, и поужинать, но она разрешилась приглашением на коктейльпати в отель «Савой», что нас очень даже устроило. Созывала гостей миссис Патон, дальняя родственница Мэри. Я практически никого там не знал, уже заскучал, когда наша хозяйка подвела ко мне женщину средних лет и познакомила нас. Даму звали миссис Феллоуз.

После того, как мы поболтали о пустяках, она мило улыбнулась и спросила: «Вы меня не узнали?»

Я не узнал, в чем честно и признался. Мог бы добавить, что не узнал бы и на следующий день, если бы встретил на улице. Такие лица, как у нее, не запоминались.

— Да, с прошлой нашей встречи прошло много лет, и у меня теперь другая фамилия.

— И платье, наверное, тоже, — сострил я. — Одежда, знаете ли, меняет человека.

— Тем не менее, я вас узнала, хотя тогда вы были в пижаме.

— Выходил из ванной? С губкой в руке?

— Лежали в кровати, — уточнила она.

Разговор ей, определенно нравился. Мне — нет. И она, и коктейльпати начали действовать мне на нервы. С языка едва не сорвалось: «Вы приносили мне утренний чай?» Но, разумеется, я не из тех, кто грубит женщинам.

— Извините, я сдаюсь.

— Тогда меня звали миссис Динс.

— Фамилия знакомая, но, клянусь, я не помню, где и когда слышал ее. Миссис Динс, — повторил я, в надежде, что память мне поможет.

— Как я понимаю, вы регулярно бросаетесь в реки и спасаете людей? — с некоторой обидой спросила она.

— Господи! Ну, конечно!

Я вспомнил ее. Вспомнил, как она целовала меня в губы, как приходила в мою спальню попрощаться и еще раз поблагодарить за спасение, ее или сына? Сына или дочь? Нет, точно сына.

— Как он? — спросил я, таким тоном, словно мальчик еще не оправился от купания в холодной воде. И вот тут память включилась в работу. — В смысле, Николас.

За памятливость меня вознаградили ослепительной улыбкой.

— Вон он, — указала она в сторону молодого человека и девушки, которые стояли у сервировочного столика. — Хотели бы встретиться с ним?

— Очень, — кивнул я, потом, помявшись, добавил. — Как я понимаю, вы ему ничего не говорили?

— Он даже не знает, что упал в воду. Я подумала, что так будет лучше.

— Я уверен, что вы правы. Давайте и впредь ничего ему не говорить.

Так я вновь встретился с Николасом Динсом. Разговаривал он с Розмари Патон. Их только что познакомили.

Миссис Феллоуз, к счастью, жила с мужем гдето на севере. Никки Лондоне, готовился к сдаче экзаменов на адвоката. Он и Рома решили пожениться в один из уикэндов в нашем коттедже. Мы с Мэри при этом не присутствовали, но все равно радовались тому, что хоть в чемто содействовали его счастью. Мы любили Никки и, думаю, он любил нас. Дети его обожали. Рома была очень милой девушкой, но…

Забавный нюанс. В то время, если я думал, говорил или писал, что Рома очень милая девушка, к этому всегда добавлялось «но…» А потом мысль, фраза или строка обрывалась. Потому что я никак не мог понять, что же должно последовать за этим «но». Действительно, девушка красивая, интеллигентная, ценящая и понимающая шутку. Умеющая ездить верхом, плавать, играть в гольф и лаунтеннис получше многих. Я никогда не слышал от нее дурного слова о комлибо. Но… но что? Я не мог объяснить, однако чтото не складывалось. Мне казалось, что нам показывают лишь ширму, за которой скрывается настоящая Рома? А хотелось увидеть именно настоящую. Пожалуй, другого объяснения моего «но…» я найти так и не сумел.

Никки был высок ростом, черноволос, энергичен, с тонким чувственным лицом. Челка постоянно падала ему на левый глаз и он с тем же постоянством откидывал ее. Казалось, он всегда находится в поиске или на грани открытия чегото чрезвычайно важного и интересного. Когда мужчина и женщина женаты двадцать лет, даже если они попрежнему любят друг друга, их совместная жизнь приобретает некую монотонность. Никки превращал заурядный уикэнд в приключение, не только для себя, но и для нас. Даже слуги, а Мэри всегда вела себя со слугами так, словно они — члены семьи, радовались, когда им сообщали о приезде мистера Динса.