Чеслав Милош - Долина Иссы

Причин тому было немало. В Польше его, разумеется, объявили предателем и дезертиром: в хоре проклинающих были слышны голоса писателей — друзей или учителей Милоша — Ярослава Ивашкевича, Антония Слонимского, Константина Ильдефонса Галчинского. Многие эмигранты считали беглеца коммунистическим агентом, заброшенным на Запад со специальным заданием, и писали на него доносы соответствующим властям: эти доносы надолго закрыли Милошу въезд в Америку; где находилась его жена и дети. Исключением среди эмиграции были Гедройц и его группа, но тогда их трудно было назвать влиятельными: положение изменилось лет через десять, и как раз Милош способствовал этому более других. Нелегко было попросту выживать — поэт говаривал, что в первые годы оказался "на дне" в прямом смысле слова. Но эти трудности были скорее внешними. Глубинные сложности сводились к двум. Милош был из тех, кто очень связан с "почвой", с деревенской традицией, с обычаем, погружен в живую среду языка и литературы — обрыв связей с родиной казался ему концом писания, а следовательно, концом всего. Во-вторых, его отношения с марксистской доктриной были далеко не простыми. Он отталкивался от истмата, даже ненавидел его, но считал логически безупречным учением, которое неизбежно перекроит будущее человечества, обрекая противников на жалкую судьбу. В худшие минуты собственная жизнь казалась ему жизнью человека, изменившего гегелевскому "духу истории" — как ни ужасен был этот дух, воплотившийся в Сталине и его присных. Именно этому духу присягала почти вся западная интеллигенция от Пабло Неруды до Жана-Поля Сартра. Вначале едва ли не единственным крупным писателем, который поддерживал Милоша, был Альбер Камю, прошедший сходный путь — юношей он верил в марксизм, но совесть не дала ему склониться перед "исторической закономерностью".

От полного отчаяния и самоубийства спасала работа. За десять первых месяцев эмиграции Милош написал "Порабощенный разум" — эссеистическую книгу, которая часто и сегодня первой приходит на ум, когда вспоминают его имя. Это анализ того, какими путями интеллигенция "принимает коммунизм", хотя втайне пытается сохранить от него некоторую призрачную независимость (здесь играют роль и страх, и подкуп, но сводить дело только к ним было бы слишком просто). Книга вышла почти одновременно — в начале 1953 года — по-польски, по-французски, по-английски и по-немецки: сейчас она доступна и русскому читателю. Появился прекрасный сборник стихов "Дневной свет", в который вошли вещи, не напечатанные в Польше (иначе говоря, извлеченные на свет Божий из рукописей), а также написанное уже в эмиграции. Роман "Захват власти" — пожалуй, несколько более слабый, чем другая проза Милоша, — был издан на европейских языках раньше, чем по-польски, — и получил литературную премию, что поправило дела поэта. Несколько позднее была опубликована книга воспоминаний "Родная Европа". Все эти произведения с трудом, но проникали и в Советский Союз. Я помню, как читал "Родную Европу" в Вильнюсе. Она попала в город, который Милош считал своим, в письмах, присланных разным адресатам, отдельными страницами (иногда в страницы ради пущей конспирации были завернуты конфеты). За полтора года таким образом передали всю книгу — только две страницы потерялись при пересылке.

С течением лет Милош стал работать в Конгрессе Свободы Культуры, созданном еще в 1950 году. Постоянным участником Конгресса был Камю, а кроме него Бертран Рассел, Джон Дос Пассос, Артур Кестлер, Франсуа Мориак, Карл Ясперс. Италянец Иньяцио Силоне придумал для Конгресса девиз "habeas anirnam" ("каждый имеет право на душу"). Оказалось, что единомышленников у польского изгнанника все же немало. Но преодолеть эмиграционный шок и обрести новую перспективу помогла прежде всего "Долина Иссы".

Говоря об этом романе, Милош всегда вспоминал своего "терапевта" — писателя и мыслителя Станислава Винценза. Человек другого поколения (он родился на двадцать три года раньше Милоша), Винценз обладал отчасти сходным опытом. Дальний потомок французских иммигрантов, он родился и вырос в теперешней Западной Украине (как Милош в Литве), был с головой погружен в тамошнюю традицию и оставил книгу "На высокой полонине" — эпос, отчасти философский трактат о жизни гуцулов и евреев-хасидов в окрестностях Станиславова, ныне Ивано-Франковска. Первая часть этой огромного сочинения появилась еще в 1930-е годы. Когда в его родные места пришли Советы, Винценз не избежал тюрьмы, но вышел из нее и через Яблоницкий перевал бежал в Закарпатье (тогдашнюю Венгрию); потом с приключениями добрался до родины предков — Франции. Он поселился в альпийских горах у Гренобля, в крестьянском доме, и продолжал дело своей жизни. К нему по совету Гедройца Милош стал ездить еще летом 1951 года — в самое тяжкое для себя время. Беседы с Винцензом, по словам поэта, были своего рода экзорцизмами, то есть, изгнанием бесов. Именно Винценз помог ему вернуться к своим корням и найти в них опору. Оказалось, что эмиграция не есть непоправимый разрыв с родной почвой, традицией, языком, скорее она помогает углубить с ними отношения — как помогла изгнанному из Украины писателю в Альпах. Кроме этого, Винценз учил, что важнее всего интерес к здешнему, земному миру, к его мелочам и оттенкам — они сильнее, чем головные доктрины, сковывающие и отравляющие сознание. Богословские познания Винценза были полезны в долгих разговорах, которые подводили к решению вопроса, занимавшего Милоша всю жизнь unde malum, откуда зло — и столько зла — во вселенной, коль скоро полагается, что ее Создатель всеблаг.

"Долина Иссы" — один из трех романов Милоша, причем несомненно лучший (два других — схематичный "Захват власти". а также "Парнасские горы", странная, незавершенная, оставшаяся в рукописи вещь, которую можно с некоторой натяжкой отнести к научной фантастике). Работа над романом была начата осенью 1953 года. "Культура" публиковала его глава за главой, а отдельной книгой издала в 1955 году. Через год "Данина Иссы" появилась и по-французски в переводе Жанны Херш. Хотя Альбер Камю был от "Долины" в восторге и сравнивал ее с трилогией Толстого "Детство. Отрочество. Юность", во Франции роман успеха не имел: рецензенты, склонные поддерживать ангажированную, то бишь антикапиталистическую, просоветскую литературу, обвиняли его в эскапизме и в поисках легкого решения социальных проблем. В шутку, а может и не совсем в шутку, Милош писал Гедройцу, что это книга "о дьяволах и вурдалаках". Действительно, о чертях идет речь уже во второй главе, после краткого географического введения. Невидимые силы зла иногда ощутимо вклиниваются в действие, а несколько побочных историй приобретают почти мифологический характер (мертвая Магдалена — по крайней мере в воображении сельских жителей — ведет себя как упырь, пока ее не пронзают осиновым колом). Но это лишь внешняя сторона милошевской метафизики. Роман пронизан вполне серьезными религиозными мотивами. Одновременно это роман воспитания, история о том, как пробуждается и созревает сознание ребенка — Томаша Дильбина, говорящего по-польски литовского шляхтича, несомненного авторского двойника.