Александр Потёмкин - Кабала

Тут у молодой женщины гениальное предложение родилось. Подходит она к менеджеру ресторана — а нас во всех приличных заведениях столицы прекрасно знают. Пошепталась с ним, предложила двадцать два процента плюс три процента банковских сборов, итого двадцать пять процентов от суммы сто семьдесят восемь тысяч долларов, а это сорок четыре тысячи пятьсот чистого дохода. И говорит лесопромышленнику: «Есть вариант, спасающий твои восторженные чувства. У тебя сто семьдесят две тысячи наличными. Ресторан прокатывает твою кредитную карту, снимает с нее сто семьдесят восемь тысяч долларов, итоговая сумма выходит триста пятьдесят, и ты получаешь право публично целовать самую замечательную в мире попочку Анжелы. Эй, счастливчик, ты согласен?» — «Да! Да! Да! Да!» — стонал иркутянин, опьяневший от предстоящего спектакля и водки «Большой». В поцелуи он вложил столько восторга, что вконец захмелел и… заснул прямо на попочке девицы. Яночка разделила пополам с Анжелой гонорар и оплатила счет за необыкновенный ужин. Талантливы наши женщины. Им бы государством управлять. Но проблемы начались прямо с утра. Лесопромышленник со скандалом требовал в ресторане возврат слипа кредитной карточки и адрес Анжелы, чтобы забрать назад нал. Поставил на уши дирекцию кабака, угрожал инкассаторам, банку. Пришлось подключить спецназ. Мы заплатили семерым бойцам тридцать пять тысяч зелени, а они отвезли его в наручниках прямо в аэропорт и отправили на берег реки Иркут. Больше я его в Москве не видел. Да, оригинальны ваши сибиряки. Впрочем хватит об этом. У нас с Яной сегодня прощальный вечер. Завтра она переезжает к моему знакомому — известному менеджеру. Я доволен — он отличный парень и питает к Яночке восторженные чувства. Между нами была любовь, а теперь она переросла в искреннюю дружбу. Это так замечательно — знать, что где-то рядом живет искренний друг. Я всю жизнь буду ценить наши приятельские отношения. У тебя есть друг?

— Конечно! — слукавил Ефимкин.

— Прекрасно. Ну, давай заказывать. Начнем с шампанского «Moet». К нему пармезан, красотка любит его, но не нарезанный, а кусочками. Потом устрицы, омар, ягненок, трюфели, красное вино, минералку. Леонид, ты не знаком с меню, может, уступишь Яночке, она закажет? Не против?

— Пожалуйста, пусть распоряжается. Но я, кроме салата, ничего есть не хочу. И стакан вина.

— Отлично. А у нас здоровый аппетит, — усмехнулся Картузов. — Есть приятные новости. Я нашел проторенный ход в держрезерв. Бог тебя любит: желанная должность на удивление свободна. Завтра собеседование, а потом согласование. Просят семь миллионов долларов. Это немного, если знать бюджет департамента. Он составляет сто миллиардов рублей, или по нынешнему курсу около трех миллиардов долларов в год. Два процента от годового оборота — прекрасная цена за должность распорядителя такого финансового ресурса. Доход будет делиться на четверых: главный босс возьмет пятьдесят процентов, его зам — двадцать пять, из своей четверти вначале ты отстегнешь мои четыре с половиной, потом дашь своим замам по два процента. Итого у тебя останется шестнадцать с половиной процентов. Если вырулишь с трех миллиардов долларов даже на один процент, то почти возместишь свой расход. Можно подняться и до двух процентов отступных. А такой талантливый, как ты, Леонид, вытащит от поставщиков три, даже три с половиной процента. Думай, дружок. Семь миллионов им, мне мои четыре с половиной процента, и Леонид Иванович Ефимкин получает должность в держрезерве. Я возьму с тебя за эту фантастическую должность триста пятнадцать тысяч долларов — смешная цифра для столичного бизнеса. Там, наверху, дают тебе трехлетнюю гарантию. До следующих выборов главы государства состав правительства меняться не будет. Так что работай во славу родины, благополучия начальства, друзей и собственную. Два слова касательно моего гонорара: я не имею права нарушать договоренности, а тебе ничто не мешает это сделать, если поднимешь исключительно для этого случая планку моей премии, буду признателен. — Легкое озорство светилось в картузовских глазах.

— Благородный брат Михаил Александрович, — вскричал Ефимкин, напрочь забывая горестные размышления о затратах. — Рядом с тобой можно прекрасно жить! О, я не останусь в долгу. Конечно, если я займу эту должность, ты обязательно получишь премию сибиряка. Мы помощь высоко ценим. — Он хотел было сказать, что премия будет составлять пятьсот тысяч долларов, потом спохватился, чуть не сказав триста, но взял себя в руки и уже менее решительно, даже глуховато пообещал Картузову сто тысяч долларов.

«Широк я, объемен, как Сибирь, с ее реками и лесами, настоян на ее ягодах, орехах и меду, но подпорчен торопливыми взятками. Ведь у нас не дашь сразу — упорхнет чинуша за тысячи километров, а дело встанет, пока не разыщешь его среди заснеженных просторов, — наставлял себя Леонид Иванович. — Предложения у меня опережают анализ, я не даю себе минутки для обдумывания бизнеса. Тут надобна калькуляция, реальные цифры, а спонтанно бросаться ими, как неуспевающий школяр на уроках арифметики, негоже. Какая-то затяжная война происходит во мне между расточителем и скрягой, сумасбродным инвестором и буквоедом-бухгалтером. Сузиться надобно, из двух ефимкинских начал для успеха в бизнесе необходимо сосредоточиться на последнем, пусть менее эффективном, но прямо ведущем к богатству. Надо раз и навсегда избавиться от этого наваждения, когда при неожиданных финансовых издержках теряешь контроль над собой. Вот почему я мечтаю заразиться азартом накопительства. Только оно ведет к долгосрочному успеху. Получу должность, но, пока не верну инвестиции, со столичной богемой встречаться не стану. Их стиль жизни мне дорого будет стоить, они не ведают, что такое нищета. А мне-то как это состояние забыть? Когда кроме дембельских обносков надеть на себя было нечего! Ни носков, ни обуви, ни пальто, ни брюк… Приходилось кирзовые сапоги перекраивать, брюки, китель, шинель перешивать. Шишей не было девушку в кинотеатр пригласить, бутылку пива не купишь… Поэтому в милицию пошел! Оборванцев только туда и берут».

— Сто тысяч тоже деньги, спасибо, — вернул Ефимкина из мимолетных размышлений голос Михаила Александровича.

— Твое великодушие меня изумляет, — с обидой произнесла Яночка. — Я тебя не узнаю, ты не споришь, не поднимаешь цену. Не колдун ли этот сибиряк? Я стала невольным участником ваших деловых переговоров. Могли бы это обстоятельство учесть и предложить мне несколько тысяч на накидку из шиншиллы.

— У нас в Сибири не принято делать подарки малознакомым женщинам, тем более имеющим могущественных кавалеров, — проворчал Ефимкин. — У вас сегодня вечер расставания. Вполне возможно, что на глазах еще появятся горькие слезы или я услышу крики восторга. Думаю, что в придачу к прощальному «Чао!» весьма кстати окажется и накидка из шиншиллы. Она останется в памяти, как и дни совместного проживания. — Леня прав! Я согласен! Сколько стоит это чудо? — усмехаясь, спросил Картузов. — Я часто давал подругам деньги, но никогда не интересовался, каким сокровенным желаниям они служат.