Александр Потёмкин - Кабала

— Я — никогда, ни за какие деньги!

На стол поставили вино, устрицы, потрошеного лобстера, кусочки авокадо и овощи на гриле. «Сколько все это стоит?» — испуганно мелькнуло в голове Леонида Ивановича.

— Почему так категорично?

— Я сама провинциалка, мне нисколько не хочется возвращаться в прошлое.

— А если он избавится от провинциализма? Два года — срок немалый.

— Сомневаюсь. В его возрасте необходимо лет пять, чтобы измениться.

— Хорошо! Хватит об этом. Что скажешь, Леонид? После Янкиных претензий рассуди: должен ли я этой замечательной женщине хоть копейку?

— Нет! По-моему всякий бизнес предполагает прежде всего договор. Нет договоренностей — нет прибыли. Расходную часть предприниматель должен закладывать в калькуляцию до начала деловых операций. Я бы не дал… По месячному договору о совместном проживании ты с ней рассчитался полностью?

— Конечно.

— Если уважать существующий порядок и правила бизнеса, то ничего другого не положено. Претензии необоснованны!

— Вот тебе, красавица, мнение независимого арбитра.

— Не принимается! Твой третейский судья — мужчина. Сто женщин станут доказывать мою правоту.

— А сто мужчин отстаивать мою точку зрения! Как тогда поступить?

— Согласна, вопрос есть, но перевес у меня. Сто женщин всегда больше, чем сто мужчин, — повела она голым плечиком.

— Как так? — расхохотался Картузов.

— Очень просто. В России женщин пятьдесят шесть процентов, а мужчин — сорок четыре.

— Что делать, Леня?

— Поужинать и расстаться. Требования не акцептируются.

— Но ее логика железная. Чувствую, что проиграл… Ладно, сдаюсь. Тебе известно, дорогая, что доброта — моя слабость. Поэтому наседаешь. Многие пользуются этим обстоятельством. Честно сказать, не хотел, чтобы господин Ефимкин стал свидетелем проявления моей мягкотелости. Теперь и он получит преимущество при будущих коммерческих разборках.

— Невозможность такого вероломного поведения гарантирует моя абсолютная честность. Михаил, друг мой, я всегда базируюсь только на договоренности. Другие мотивации для меня не существуют. Так что не тревожься.

— Сказать откровенно — забеспокоился. Потому что главное для меня душевная чистота. Других помыслов никогда не имел и иметь не буду. Обидеть человека для меня, что вонзить нож в собственное сердце. Впрочем, слава богу, я льщу себя надеждой, что имею дело с классическим предпринимателем.

— Сейчас честностью не гордятся, ее скрывают, — вспыхнула Яночка. — Так как же быть с моим дружеским требованием? Правильно ли я поняла, что ты поднял руки? Сдался? И значит, прощальный вечер будет украшен миллионом долларов в моем ридикюле Chanel?

У меня наличности нет. Если не против, могу выписать чек.

В особых случаях позволительно довольствоваться банковским чеком. А из твоих рук я готова принять все, что угодно. В векселе в графе «Получатель» должно стоять мое имя, в графе «Сумма» — три слова: «Один миллион долларов». И твоя подпись.

Я бы никогда не дал миллиона долларов — это же целое состояние. Ее требования несостоятельны. Их нельзя ни доказать, ни опровергнуть. По законам предпринимательства такие претензии считаются пустышками. Опомнись, Михаил! — Оскорбленный взгляд Ефимкина впился в Картузова.

Мелкая душонка у тебя, Ленчик. Это вообще не твое дело, сибиряк.

Михаил Александрович попросил меня быть третейским судьей.

— Сейчас выпишут чек — и история эта закончится, — отрезала молодая женщина. — То, что вы в Сибири считаете пустышкой, у нас люди высокого полета признают за миллионную благодарность. Своими репликами ты выдаешь в себе не только провинциала, но и человека вовсе не богатого. Весь вечер паришься из-за расходов в бутиках и салонах, составляющих чуть больше миллиона, а Картузов бросил мне этот миллион долларов и глазом не моргнул. Вот такие мужики востребованы не только женщинами, но и высшими чиновниками. С ними легко жить. Я сомневаюсь, что тебя может ожидать выдающаяся карьера в Москве. Так, середнячок, осматривающий на досуге собственную копилку, словно попочку красотки Анжелы. И нет ничего более опасного, чем довериться вновь прибывшим в столицу провинциалам. Таких, как ты, можно приблизить к тусовочной реальности исключительно путем провалов и ошибок.

— Вот, возьми, пожалуйста, миллион долларов! — прервал ее монолог довольный собой Картузов, передавая банковский чек. — Спасибо тебе, дорогая, за время, проведенное вместе, и за кучу денег, заработанных благодаря твоей очаровательной улыбке. — Он встал, подошел к девушке и дружески обнял ее. Затем налил себе стакан красного вина, с добродушной улыбкой взглянул на Ефимкина, после чего остановил долгий, зачарованный взгляд на Яночке. — Надеюсь, наша дружба только окрепнет. Каждый из нас богат талантами, так давайте объединимся и усилим натиск на поляне бизнеса. Предлагаю тост. Выпьем за то, чтобы всегда помнить: деньги украшают нашу жизнь, расширяют границы комфорта, но главное, совместный заработок создает прочный фундамент для дружеских отношений. Мы должны помнить, что человек велик не столько материальными активами, сколько благородством. И тогда дружба станет господствующим критерием в наших делах. Это опровергнет постоянные публичные обвинения, что, дескать, богатство, к которому мы яростно стремимся, толкает нас в болото бездушного цинизма. Докажем, что это неправда!

— Какие великолепные слова! Никогда не слышал таких тостов, — воскликнул Леонид Иванович. — Я полностью тебя поддерживаю и с удовольствием выпью, но, извини, без слов. Не научился так гладко говорить. У нас подобное в диковинку…

Картузов вернулся на место. Леонид Иванович склонился к нему и шепотом спросил:

— Сможем ли мы сегодня вдвоем пошушукаться?

— Конечно, — ответил тот.

— Нельзя ли поторопиться с нашим делом? — разгорячился Ефимкин.

— Пожалуйста! Дай лишь пару минут на прощание с обожаемой подругой, — взмолился Михаил и обратился к девушке: — Яночка, ты сказала, что, получив миллион, снимешь другие претензии. Это так?

— Я от своих обещаний не отказываюсь, — взглянула на него красотка. — Но как с шиншиллой?

— Твой размер я знаю, а впрочем, сама выбери, позвони мне из бутика, и я продиктую номер своей кредитной карточки. Согласна?

— Прекрасно. Я так понимаю, что ты собираешься обучать своего провинциала? Неблагодарное это дело. Кроме геморроя, ничего не наживешь. Ему надо все объяснять с самого начала. Лучшая школа тут, которую прошел каждый из нас, — бросить его одного в городе. Пусть набьет шишек, получит пинки, фингалы, сердечные раны. А если при этом сохранит независимость и доброе имя, можешь начать с ним свой курс и давать мастер-класс. Триста тысяч, которые ждешь от него за протекцию, — неужели это деньги, которые что-то решат? Они для тебя пшик! Если бы речь шла о трехстах миллионах долларов, я бы слова не сказала, разве помечтала бы о своем проценте отступного. Так я пошла. — Она встала, обняла Картузова, пригладив его тронутые сединой волосы, поцеловала. Потом наказала Ефимкину: — Слушай его во всех делах как любимейшего папочку! Тебе повезло, что ты в начале столичного пути встретил Михаила Александровича. Но не верю я, что из тебя выйдет толк. Докажи обратное. Пока!