Мэри Шеффер - Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков

Сидни, во имя нашей долгой дружбы разрешаю тебе не высказываться на сей счет — вообще. В сущности, буду рада, если не услышу от тебя ни слова по этому поводу.

Спасибо, что помог выследить Маркхэма В. Рейнольдса-младшего. До сих пер он обольщал меня исключительно флористическим способом, поэтому я оставалась верна тебе и Империи. Но сочувствую твоей секретарше — надеюсь, он послал ей розы, — ибо не уверена, что моя нравственность выстояла бы под напором туфель, сшитых на заказ. Если мы вдруг встретимся, постараюсь не смотреть ему на ноги — или сначала привяжу себя к столбу, а затем гляну одним глазком, как Одиссей.

Награди тебя бог за то, что призываешь меня домой. С нетерпением жду предложения от «Таймс». Можешь поклясться здоровьем Софи, что статья не фривольного содержания? Не о герцогине Виндзорской?

С любовью, Джулиет

Джулиет — Софи Стречен

31 января 1946 года

Дорогая Софи!

Спасибо, что заскочила в Лидс — я изнывала по дружескому общению! Честное слово, хотела сбежать на Гебриды и зажить там отшельницей. Так что ты просто умница.

Заметка в лондонской «Хватай-держи» обо мне — пример откровенной гиперболизации: меня даже не арестовывали. Я понимаю, что крестная мать-уголовница — мечта Доминика, но придется обойтись скучной мной, увы.

Я говорила Сидни, что на лживые, злобные обвинения Джилли отвечу гордым молчанием. Он сказал, молчи сколько хочешь, но «Стивенс и Старк» не обязаны!

И созвал пресс-конференцию, дабы защитить честь и достоинство Иззи Бикерштафф, Джулиет Эштон и журналистики в целом от разной швали вроде Джилли Гилберта. Это попало в шотландские газеты? Если нет — вот ключевые моменты. Сидни назвал Гилберта извращенцем и подонком (может, не дословно, но по сути) и еще сказал: «Гилберт лжет, ибо слишком ленив, чтобы уважать факты, и слишком глуп, чтобы понять, какой урон наносит его ложь благородным журналистским традициям». Правда, красиво?

Софи, подумай, могут ли девушки (теперь уже женщины) вроде нас с тобой мечтать о лучшем защитнике? Нет! Твой брат произнес вдохновенную речь. Но теперь, признаться, я немного боюсь. Джилли Гилберт — скользкий гад, который вряд ли уползет восвояси, ни разу не зашипев. Сьюзан, правда, утверждает, что Джилли еще и трус и не осмелится на ответный удар. Надеюсь, она права.

С любовью ко всем вам, Джулиет

Р.S. Тот человек прислал очередную охапку орхидей. А у меня образовался нервный тик: поминутно озираюсь и смотрю, не выскочит ли он откуда-нибудь. Как думаешь, это и есть его цель?

Доуси — Джулиет

31 января 1946 года

Дорогая мисс Эштон!

Ваша книга вчера пришла! Вы — чудесный человек, и я благодарен Вам от всего сердца.

Я работаю в гавани Сент-Питер-Порта — разгружаю суда — и в обеденный перерыв есть время почитать. Выпить настоящего чаю, съесть хлеба с маслом — истинное блаженство, а теперь вот еще Ваша книга. К тому же в мягкой обложке, можно носить в кармане, хоть я и стараюсь растянуть удовольствие. А как я рад портрету Чарльза Лэма! Очень благородная внешность, верно?

Я бы очень хотел с Вами переписываться. Постараюсь подробно ответить на вопросы. Рассказчик из меня неважный, но все же. Начну с истории о жареной свинье.

Отец оставил мне в наследство дом и небольшое хозяйство. До войны я держал свиней, выращивал овощи для рынка в Сент-Питер-Порте, цветы для Ковент-Гарден, выполнял плотницкие работы и чинил крыши.

Свиней больше нет. Их конфисковали немцы для своей армии на континенте, а мне приказали сажать картошку. Нам полагалось заниматься исключительно тем, чем велено. Вначале, пока я толком не знал, что такое немцы, думал припрятать пару свинок для себя. Но сельхозштурмбанфюрер, или как его там, быстро про это пронюхал и отобрал моих красавиц. Удар тяжелый, но я решил, что ничего, переживем: картошки, репы навалом. Мука тогда еще оставалась. Но странное дело, до чего люди зациклены на еде. Полгода на репе и редких кусочках хрящика — и ты уже не способен думать ни о чем, кроме нормального ужина.

И вдруг соседка миссис Моджери присылает записку: приходите скорей. И приносите нож для мяса. Я боялся надеяться, но в особняк летел на всех парусах. И — о счастье! Миссис Моджери тайком держала свинью и пригласила меня и еще нескольких знакомых на пир!

Я с детства неразговорчив — сильное заикание — и к большим собраниям не привык. До того ужина меня, по правде говоря, никуда и не приглашали. Конечно, я согласился — кто же устоит против жареной свинины? — но вообще предпочел бы забрать свой кусок и съесть дома.

Слава богу, вышло по-другому. Мы еще не знали, но это стало первым заседанием гернсийского клуба любителей книг и пирогов из картофельных очистков. Еда была — упоение, компания — того лучше. За разговором мы совсем забыли о комендантском часе, и вдруг Амелия (миссис Моджери) услышала, что бьет девять, — мы пересидели целый час. Но от сытной еды мы осмелели. Элизабет Маккенна сказала: «Не сидеть же всю ночь у Амелии, надо расходиться по домам». Все и пошли. Только за нарушение комендантского часа людей отправляли в лагеря, а за свинину и подавно. Мы пробирались тихонько, огородами, чуть ли не ползком.

Все обошлось бы, если б не Джон Букер. За ужином он не столько ел, сколько пил, а когда мы вышли на дорогу, взял и заорал песню! Я схватил его обеими руками, да поздно. Из-за деревьев с «люгерами» наперевес выступили шестеро патрульных, раскричались: почему шляетесь ночью? Где были? Куда идете?

Я растерялся. Что делать? Бежать? Застрелит. Во рту пересохло, в мозгах пустота, до звона. Я стоял, поддерживал Букера и молился о чуде.

А Элизабет сделала глубокий вдох и шагнула вперед. Она невысокая, дуло пистолета ей вровень с глазами, но она даже не моргнула. Подошла к главному и затараторила без остановки. О, нам так жаль, что мы нарушили комендантский час! Но мы были на собрании гернсийского литературного клуба и обсуждали роман «Элизабет и ее чудесный немецкий садик». Изумительная книжка! Сплошной восторг, все дружно забыли о времени. Вам не доводилось читать?

Остальные тупо молчали, но патрульный поневоле заулыбался — такова уж наша Элизабет. Наши фамилии записали и вежливо попросили явиться поутру к коменданту. Затем главный патрульный с поклоном пожелал нам доброй ночи. Элизабет светски кивнула, и мы бочком-бочком потянулись прочь, еле сдерживаясь, чтобы не разбежаться, как зайцы. Я тащил на себе Букера, но все равно очутился дома в секунду.

Вот такая история про свинью.

А теперь мой вопрос. К нам каждый день приходят корабли с едой, одеждой, семенами, плугами, кормом для скота, инструментами, лекарствами. Всем, чего на Гернси пока сильно недостаёт. И теперь, когда есть еда, самое главное для нас — обувь. К концу войны на острове ни одной более-менее годной пары не осталось.