Наталия Слюсарева - Мой отец генерал (сборник)

Алексею Благовещенскому, который возвращался на Родину на подбитом им японском истребителе, подсыпали в бензобак сахар. Его самолет потерпел аварию в горах, сам он чудом остался жив.

К нашей группе был приставлен переводчик, по имени Ван Мо. В детстве он жил в Харбине, учился в русской школе. Впоследствии, по его словам, бежал из Маньчжурии от преследований японцев. Он довольно хорошо владел русским языком, сносно разбирался в авиационной терминологии. Старался войти к нам в доверие, но мы, особенно после случая с Саке, не очень ему доверяли. Переводчик Ван был многоречив. Как-то, отозвав меня в сторону, объявил, что он собирается жениться, и пригласил меня и моего штурмана Виктора Терлецкого выступить свидетелями со стороны жениха. Через неделю сыграли свадьбу. Угощение насчитывало около полусотни блюд. Водка подавалась в чайниках, подогретой до восьмидесяти градусов, при этом молодоженам полагалось сказать что-либо пикантное. Невеста все время сидела молча, потупив глаза и опустив голову. Иногда она приподнималась и кивком благодарила за добрые пожелания, сигналом к чему служил толчок жениха, который в определенное время наступал ей на ногу.

Чтобы вернуться к себе в общежитие после свадьбы, нам надо было переправиться через реку Сянцзян – достаточно глубокую и быструю. Переправлялись на китайской джонке. Перевозчик вращал веслом, вставленным в уключину на корме, не вынимая его из воды. Когда мы уже подходили к причалу, Виктор стал расплачиваться с лодочником и, будучи в приподнятом настроении после свадьбы, протянул тому десять долларов. «Что ты делаешь? – Я пытался ему помешать. – У меня есть мелочь». Перевоз стоил два-три цента. Но не успел я докончить фразу, как наш капитан, сунув десятидолларовую банкноту в рот, прыгнул в реку, бросив свою лодку на волю волн в прямом смысле слова. Не умея управлять, точнее, вертеть этим проклятым веслом, мы вместе с лодкой неслись вниз по течению. С большим трудом нам удалось пристать к берегу очень далеко от дома, а хозяин так и не вернулся – видимо, его джонка стоила много дешевле, чем дал ему Виктор.

Надо сказать, что Ван производил впечатление весьма беспечного человека. Он часто рассказывал о своей бурной молодости. Гордился тем, что был знаком с дочерью русского полковника царской армии и что в трудные времена та поддерживала его, зарабатывая в публичном доме. В то время проституция была узаконена правительством. В определенных кварталах каждого города существовали дома терпимости, подразделявшиеся на категории. Для высших чинов – три красных фонаря, дальше по рангу – два, и самый низший – один. Кроме того, в таких крупных городах, как Шанхай, Гуанчжоу, Ханькоу, в любом баре за 50 американских долларов можно было найти девушку любой национальности.

Для нас Ханькоу оказался очень интересным городом. Созданный из двух городов, расположенный в устье притока Янцзы, он при Чан Кайши получил статус столицы и название Ухань. Янцзы в переводе означает «голубая река», хотя вода в ней молочно-кофейного цвета. Движение по Янцзы – оживленное. Река буквально забита парусниками, сампанами, джонками, лодками, буксирами. Все китайские города – необычайно шумны. На улицах всегда полно велосипедистов, носильщиков паланкинов, рикш. Надо сказать, что рикши толпами преследовали нас, предлагая свои услуги. Мы же никогда ими не пользовались. Нам, не привыкшим видеть езду людей на людях, этот вид транспорта представлялся наглядным примером грубой эксплуатации человека человеком. Рикши обижались: мол, русские не дают заработать. Из жалости ребята просто давали им денег либо, выкупив на время коляску, прогуливали в ней, например, шляпу. А то, запрягаясь по очереди, катали друг друга. К шуму транспорта прибавлялся шум от уличных торговцев. Голосами, трещотками, рожками, гудками, ударами в барабаны и тарелки, звоном в колокольчики сзывали уханьские продавцы к своим товарам прохожих.

С крыш и стен домов через улицу свисают узкие полотнища, исписанные иероглифами. В витринах выставлены муляжи продаваемых товаров. Город залит ярким светом. Магазины, расцвеченные фонариками, торгуют допоздна. Зазывалы буквально затягивают в свой магазин. Как только зайдешь внутрь, навстречу тебе с улыбкой во весь рот, сложив руки для приветствия, бегут приказчики, мальчик-бой. Несмотря на протесты, мальчик старается щеткой смахнуть пыль с твоей одежды и обуви. Хозяин в темно-синем халате, с четками и веером в руках, предлагает чашечку горячего зеленого чая или прохладительный фруктовый напиток. Старший приказчик, перебирая ключами, распахивает вертикальные и горизонтальные витрины, демонстрируя товар. Мы, в свою очередь важно запрашиваем: «Ту-Шачен?» («Сколько стоит?») На этом знания китайского у нас заканчичваются, и мы переходим на арифметику. Пишем цифры на бумаге. Процедура затягивается до тех пор, пока не находим золотую середину. Торгуются же китайцы похлеще наших цыган.

Тут же на улице и бреют. По-китайски если побриться, то это означает и выспаться. Бреют в лежачем положении, в специальном кресле, наподобие зубоврачебного, и таким ножом, что им впору резать поросенка. Перед началом бритья парикмахер нажимает педаль ногой, и вы вместе с креслом резко опрокидываетесь на спину. Как-то мы неудачно пошутили над нашей «бородой номер один» – Виктором Камониным, который наконец решил с ней расстаться. Все китайцы приветствовали его не иначе как: «Да хуцза! Хэнь хао!» («Длинная борода! Очень хорошо!») Когда парикмахер нажал на педаль, Виктор страшно перепугался. Подумал, что его хотят зарезать, и чуть не избил добрейшего Мишубрадобрея. Но зато когда привык, то часто засыпал в кресле под мерный гул вентилятора.

В Ухане мы часто встречались с нашими соотечественниками, русскими эмигрантами. Иногда подходили русские юноши, одетые в заплатанную, но чистую и отутюженную одежду. Они стыдливо просили:

– Братец, дай, пожалуйста, на хлеб.

Как-то в одном из мануфактурных магазинов мы обратили внимание на разговор хозяйки с одним из ее служащих.

– Граф, – с достоинством изрекла хозяйка, – разверните товары и покажите господам русским летчикам, что мы получили недавно из Шанхая.

– Слушаюсь, княгиня, – отвечал тот.

Мы волей-неволей посмотрели на «графа», который с поклоном и заискивающей улыбкой предлагал нам товар. Выйдя на улицу, мы еще долго смеялись.

(На территории Китая наши волонтеры, следуя инструкции, избегали обращения «товарищ», но и обращение «господа» чрезвычайно их смущало. Каждый обязан был выбрать себе псевдоним. К отцу обращались – господин Сидоров.)

В другой раз мы зашли как-то в одно заведение поужинать. Владелицей ресторана оказалась русская, до революции принадлежавшая к высшей знати. Зал пустовал. Как только мы вошли, оркестр из пяти человек встретил нас маршем из кинокомедии «Веселые ребята». Вдоль стены сидели молодые девушки разных национальностей, всего человек десять. Заказали ужин на четверых. Я в шутку заметил: