Арсений Данилов - Adrenalin trash

— Нет никого, — сказал он, когда до Димы и Ромы оставалось метров пять. — Круто.

— Ага, — сказал Андрей.

Олег воспринял это как команду. Он решительно порвал дистанцию, словно боксер, почувствовавший близость победы, трогательным рыболовным жестом накинул шнурок на шею Диме и рванул его на себя. Дима сел на асфальт и схватился за шею.

Андрей остановился. Рома отступил на шаг в сторону. Сумка с камерой упала на асфальт. Короткая растерянность Андрея — не от страха, а от осознания широты открывавшихся перспектив — спасла Роме жизнь. Он сориентировался в ситуации неожиданно быстро. Работа в порнографическом бизнесе, вероятно, научила его многому. Громко выдохнув, Рома развернулся и побежал — побежал стремительно, не оглядываясь и высоко подпрыгивая, когда на пути его оказывались лужи.

Андрей подумал, что гнаться смысла не имеет, потому что Дима был главным, камеру Рома потерял, да и вообще разделяться не хотелось. Он подошел к Олегу и Диме, постукивая кружкой по бедру.

Они боролись молча. Олег, для того чтобы было удобнее, опустился на колени. Лицо Димы уже начало чернеть, но он не сдавался. На щеках и руках Олега сияли глубокие царапины. Дима, похоже, не злоупотреблял маникюрными ножницами, и это дало ему определенные шансы на выживание. Олег слабел. Это было заметно по дрожи ладоней и удивленному выражению, проступавшему на лице сквозь гримасу крайнего напряжения.

Андрей несколько секунд раздумывал, как быть, потом зашел со стороны Димы, прицелился и нанес удар ногой. Его ботинок миновал голову Димы и задел скулу Олега. Олег выдавил из себя сиплое ругательство, но хватки не ослабил. Из открытого рта Димы потекла слюна и тихий, на пределе слышимости, писк.

Андрей решил поменять тактику и дважды пнул Диму в корпус — сначала в грудь, потом в живот. Первый удар ничего не добавил в ситуацию, зато второй коренным образом изменил энергетический баланс. Дима резко согнулся, и шнурок лопнул. Раздался громкий канализационный звук. Дима втягивал воздух раздавленной гортанью.

Олег удивленно разглядывал остатки шнурка.

Андрей наклонился и ударил Диму кружкой по затылку. Он вложил в удар недостаточно силы. Кружка не разбилась, но на дне ее все же появилась кровь.

Дима застонал. Андрей повторил попытку, на этот раз удачно, с идеальной точностью воспроизведя виденное много раз в кино. Кружка разлетелась вдребезги. Тело Димы разом утратило упругость. Он уткнулся носом в асфальт и затих.

— Все? — спросил Олег.

Андрей ничего не ответил. Повинуясь внезапному приступу вдохновения, он ногой перевернул Диму навзничь и несколько раз сильно ударил каблуком в лицо. Раздался ореховый треск. Нос Димы изменил форму, рот открылся, и между остатками губ стали видны осколки зубов.

— Все? — снова спросил Олег.

Андрей присел на корточки. В руке у него был клубный вариант «розочки» — ручка кружки с острыми осколками. Прищурившись, как хирург, удаляющий гланды, он дважды ткнул Диму в горло и сказал:

— Думаю, теперь все.

В этот момент в кармане Димы зазвонил мобильный телефон.

Андрей посмотрел на Олега.

— Можно, — сказал Олег, пожав плечами. — Наверное.

Андрей сунул руку в карман Диминого пальто, достал трубку, нажал кнопку ответа и сказал:

— Да.

— Нет, — сказал Андрей. — Не думаю.

— Ну потому, что я его только что убил, — сказал Андрей.

После этого он нажал отбой и с силой швырнул телефон в стену дома. Телефон разбился.

— Думаю, нам пора, — сказал Олег.

— Да, — сказал Андрей. — Пожалуй.

Они поднялись и побежали — легко и быстро, так, как бегают только те, кого нельзя догнать.

Где-то вдалеке выла милицейская сирена. Видимо, ловили преступников.

— Идиот, — сказала Марина, но в трубке уже бились короткие гудки.

Марина недолго смотрела в окно, пытаясь осмыслить услышанное, потом снова набрала номер, решив, что в первый раз просто ошиблась. В трубке что-то скрипнуло, и механический женский голос произнес фразу, впоследствии широко разошедшуюся в народе.

Марина задрожала. Сама не понимая почему, она чуть было не расплакалась. Потом взяла себя в руки и позвонила Светке. Светки дома не было.

Марина положила трубку, побродила по комнате, что-то бормоча, потом быстро переоделась и вышла в прихожую.

— Ты куда? — спросила мама, появившаяся в прихожей, когда Марина застегивала сапоги.

— Пройдусь, — сказала Марина. — Я недолго.

Мама вздохнула и вернулась в комнату.

Марина действительно гуляла недолго. Обошла пруд. Покурила. Подышала свежим воздухом. Вернувшись домой, она еще дважды набирала номер Димы — сначала мобильный, потом домашний. Но никто так с ней и не поговорил.

Не удалось ей дозвониться и в воскресенье. О том, что случилось, она узнала только в понедельник, когда позвонила Диме домой и наткнулась на его брата.

После этого разговора она действительно заплакала. Плакала она долго и беззвучно, даже не пытаясь вытирать слезы. Плакала оттого, что осталась совсем одна. Оттого, что теперь никто никак не поможет. Оттого, что ничего нельзя вернуть и изменить. Оттого, что все закончилось.

…как у всякого разумного человека, похожая на многослойный коктейль, в цветах флага экзотической страны. Роль легкого ингредиента выполняло неприятие радостной готовности людей покинуть родной дом, замешанной на жгучей ненависти к будничной жизни и мучительном ожидании отпуска. Более тяжелой составляющей были чисто бытовые ощущения — обильное потоотделение, зуд от комариных укусов, обострявшаяся бензиновая вонь городских улиц. На самом дне плескались детские воспоминания, когда на все лето приходилось ездить к бабушке, и власть старшего брата становилась неограниченной… Впрочем, в этом году испытываемые эмоции лучше всего было сравнить с «Кровавой Мэри». Наверху — едко-светлое осознание того, что и этим летом не удастся влиться в общемировой праздник. Внизу — солено-красное понимание того, что теперь подключение к какому бы то ни было празднику едва ли возможно. Конечно, и эти две составляющие можно было долго и подробно анализировать, но нужды в этом не было никакой. Хватало того, что провожать Олега невыносимо…

…обычно: обострение чувства одиночества, ожидание отключения горячей воды и неприятное предвкушение визита вежливости к бабушке. Впрочем, теперь все было гораздо проще и хуже: мучила мысль о том, что поездка на теплый соленый берег могла бы все изменить, и не замечаемое раньше безденежье вдруг оборачивается такой безнадежностью. В общем, провожать Светку не было никакого желания.

…показалось знакомым. Знакомыми показались не только лицо и одежда, действительно, как выяснилось, виденные много раз. Знакомым показалось выражение лица. Не сиюминутная эмоциональная рябь, сопровождающая каждое душевное движение, а общее строение мимики, отражающее основы душевного склада. Впрочем, это он думал потом. А тогда он просто подумал: «Почему бы и нет. Делать-то нечего», и это…