Валерий Козырев - Джесси

– Да мы в гости приходить будем, надоедим вам ещё! – улыбался Гена.

– Ну-ну, поживем, увидим! – гладил свои пышные усы Михаил Иванович.

Аня же была согласна с Геной, что жить нужно начинать отдельно. Впрочем, казалось, что она была согласна со всем, что он думает, говорит и делает. Что, в общем-то, не удивительно, особенно в это первое время, когда отношения еще столь легки и фееричны. Это отражалось и на их взаимопонимании. Будучи достаточно разными по характеру и внутренней энергетике людьми, они были как одно целое в своих мечтаниях и планах и, глядя на них, можно было лишь умиляться.

Свадьбу гуляли в арендованном на вечер кафе. Гуляли весело, мирно – спиртное на евангельских свадьбах не употребляют. Но атмосфера в кафе была праздничная и торжественная. Хотя отсутствием хмельного были довольны не все…

– Эх! На Генкиной-то свадьбе, и стопку не выпить! – сокрушался Михаил Иванович. И, под укоризненным взглядом Людмилы Александровны, принимался вяло ковырять вилкой салат, время от времени тяжко вздыхая и покачивая головой. За два дня до свадьбы приехали родители Гены. Отец поздравил, подарил магнитофон и, не имея времени, так как в колхозе еще продолжалась уборочная, уехал. Мать сидела рядом с Людмилой Александровной; на свою невестку и сына взирала с нескрываемой любовью. За последние годы она заметно пополнела, но оставалась по-прежнему статной, гордо держала голову на высокой красивой шее. Нарядное платье, купленное ею специально для свадьбы, очень шло к ней. Гена, глядя на неё, улыбался.

– Смотри, как мама на нас смотрит, – прошептал он Ане на ухо.

– Она у тебя писаная красавица! – так же шепотом ответила она.

– После тебя – самая красивая.

Аня чуть сжала его руку под столом и улыбнулась.

Регистрация в ЗАГСе в евангельских церквях – это всего лишь регистрация, жених и невеста становятся мужем и женой только по благословении пастора. Вока, на «Ладе» Михаила Ивановича, привез пастора к середине свадебного вечера, когда шум и торжественность уже несколько поутихли. Используя небольшую сцену кафе как амвон, пастор пригласил на нее жениха и невесту.

– Геннадий, – обратился он к жениху, – по доброй ли воле и любви ты берёшь в жены Анну?

– Да! – выдохнул Гена.

– Анна, – обратился пастор к невесте, – по доброй ли воле и по любви ты выходишь замуж за Геннадия?

– Да, – тихо сказала, почти прошептала, Аня.

Пастор возложил руки им на головы и громко произнёс:

– Властью, данной мне Богом, объявляю вас отныне мужем и женой! – Он помолился молитвой благословения и помолившись, обернулся к залу и воздев руки, объявил: – Брак по воле Божией между мужем Геннадием и женою Анною скреплён Господом! Да пребудет всегда мир и достаток в их доме!

И почти тут же грянула песня:

– Радуйтесь, братья, сёстры, ликуйте, хоры, воспойте! Ныне пред нами, ныне пред нами – мир и согласье! Мир и согласье здесь сочетались. Мир и согласье! Радуйтесь, братья, сёстры, ликуйте, хоры, воспойте! Боже великий, здесь дети Твои; дай же им счастье. Многие лета, многие лета! Дай Твоё счастье, многие лета!

Пели все присутствующие, пели стоя, пели слаженно, красиво. Людмила Александровна и мать Гены, не зная слов, заворожено слушали. Михаил Иванович вытянулся во фрунт, словно чествуя подъем флага на корабле. Сердце Гены наполнял восторг. Он взглянул на Аню – её глаза полыхали радостью. Он с трудом осознавал, что они отныне – муж и жена.

На той же «Ладе» Вока чуть раньше, чем закончился свадебный вечер, отвез Гену и Аню к рабочему общежитию.

– Допобаченья! – попрощался он на малороссийский лад, когда высадил их у подъезда.

– Допобаченья! – весело попрощались с ним Аня и Гена.

Вока тронул машину с места. И «Лада», скрипнув шинами и засветив тормозные огни, скрылась за поворотом.

Гена проснулся раньше и, любуясь, смотрел на Аню. Она ещё спала. Глаза, прикрытые веками, казались огромными. Волосы в милом волнующем беспорядке, чуть курносый носик и слегка припухшие ото сна губы. На шее, под нежной бархатистой, чуть тронутой лёгким загаром кожей, пульсировала голубая жилка. В её ушке, в небольшой золотой серёжке, переливалась капелька изумруда.

– О, Боже! За что мне такое счастье! – прошептал он.

Луч солнца упал на подушку, коснулся изумруда серёжки и вспыхнул маленьким зелёным огоньком. Скользнув, коснулся её век. Ресницы затрепетали, Аня открыла… нет! Распахнула глаза. Они были свежи, словно она спала. Он прикоснулся её губ легким поцелуем…

Что может быть прекрасней, чем жить со своей возлюбленной?! Сообща преодолевать трудности и делить радости… Каждый день принимать её как дар судьбы, растворятся во взгляде сияющих счастьем глаз, всегда восхищаться ею! Понимать с полуслова, взгляда, даже незначительного жеста. Вместе ложиться и вместе с нею просыпаться. Дарить ей нежность, ласки, любовь…

Время для Гены и Ани летело незаметно.

Как-то на работе, в обеденный перерыв, к Гене подошел Михаил Иванович и пригласил его и Аню на выходные в гости. После чаепития с традиционно вкуснейшими пирожками завязался разговор. Михаил Иванович поинтересовался о делах, о планах на будущее… Потом вдруг спросил о жилье – довольны ли, мол.

– Да ничего, жить можно, – улыбнулся Гена.

Михаил Иванович многозначительно посмотрел на Людмилу Александровну.

– Довольны, значит… А к нам перебраться не желаете?

– Да нет, мы уже привыкли. Да и вас притеснять не хочется.

Гене было не совсем приятно в который раз уже объясняться на эту тему.

– Правильно ты, Генка, мыслишь, – впервые поддержал его в этом Михаил Иванович. – У семьи свой угол должен быть! Чтоб, как говориться, где что положил, чтоб там и взял.

Гена взглянул на него с удивлением.

– Тут ведь вот дело-то какое… – продолжил Михаил Иванович, вновь взглянув на жену. – Родители Людмилы нас к себе приглашают, старенькие они уже. Уход за ними, как говориться, нужен… Ну, а кто, как не мы, за ними на старости-то лет приглядит? Людмила-то у них – единственная дочь. Да и сами мы не молодые уже, стаж-то я пенсионный давно выработал, пенсию вот оформляю… А к старости, Гена, оно к земле тянет. А там сад, огород, да и до моря рукой подать. Что нам, старикам, ещё надо? Вот и решили мы с Людмилой, что к весне и переедем. Ну, а квартиру вам оставим. Вы-то как, не против?

Гена растеряно взглянул на Аню.

– Ты как, Аня?

Она улыбнулась.

– Я как ты.

– Вот, только, как-то неловко это… – недоумённо развел руками Гена.

– Неловко, Гена, как говориться, на потолке спать – одеяло падает, – пошутил Михаил Иванович и, уловив укоризненный взгляд жены, как всегда невозмутимо продолжил: – Оставь это, Генка! Кто, как не вы, жить здесь должны? Машину мы тоже вам оставляем – у родителей Людмилы «Москвич». Отцу, как ветерану войны, выделили, так он почти что новый еще. На нас они его переписали… Ну, а две-то машины нам, как говориться, ни к чему.