Валерий Козырев - Джесси

– Не хнычь! Если до утра не вернется, поедем в тот район, где она потерялась, – отправил он Женьку домой.

Джесси, посматривая по сторонам, трусила вдоль улицы. Кругом всё было для неё незнакомым, а значит – и небезопасным. И через некоторое время она уже не трусила – неслась, преодолевая улицу за улицей, поворот за поворотом. Утомившись, вновь переходила на легкий бег. Целый день Джесси бегала по городу, заглядывая в лица прохожих и обнюхивая места, где собаки обычно оставляют свои метки. Но тщетно: кругом всё было чужим – и запахи, и люди. Перебегая наметом улицу, она чуть не угодила под машину. Водитель успел затормозить, но машина юзом все равно задела её бок. И, обезумев от боли и визга тормозов, превозмогая боль, она бросилась бежать опрометью и вскоре оказалась на городской окраине у небольшой речушки. Уже наступал вечер. Изнеможенная, она легла в высокую, начинающую желтеть траву, и заснула. Проснулась ночью. Было холодно, сильно болел бок, и очень хотелось есть. Ей никогда не приходилось добывать пищу самой, но Джесси знала, что возле домов стоят большие железные ящики, и порой от них вполне съедобно пахнет. Не раз она порывалась исследовать содержимое этих ящиков. Но тут же слышалось хозяйское «Нельзя» и следом «Фу!», что означало не просто запрет, но и то, что поступок этот низок и неприличен до крайности. Но голод не тётка, и в этой ситуации оказался сильнее «Нельзя» и даже «Фу!». И, вполне осознавая глубину своего падения, тихонько поскуливая от боли, она поплелась к близлежащим домам. В первых двух ящиках не нашлось ничего съедобного – наверное, там уже побывали её бездомные собратья. Из третьего она наконец-то вытянула большой чёрный пакет, выпотрошила его и нашла то, что ей нужно. И хотя это никак нельзя было определить, но по вкусу и запаху оно оказалось вполне съедобным. Расправившись с содержимым пакета, Джесси ещё раз обнюхала ящик, но это уже так, больше из любопытства… А вместе с тем, как ушел голод, она перестала мерзнуть, да и бок стал болеть куда меньше. Вместе с сытостью пришла и уверенность. И вот по ночному городу бежала уже не перепуганная, а спокойная, знающая себе цену собака. Джесси бежала и представляла свой дом, который в её образе всегда был неразрывно связан с Геной и Аней. Ей представлялось, как она оттянет лапой подъездную дверь, протиснется в образовавшуюся щель, одним махом преодолеет ступени и станет царапаться в дверь – ведь именно так она всегда давала о себе знать, когда её порой отпускали на пустырь одну. Дверь откроется, и она увидит хозяина.

– Джесси, умница ты наша, вернулась! – весело скажет он, склонившись над нею и поглаживая по голове. А она, повизгивая от восторга, будет стараться лизнуть его в лицо. И ей будет очень весело и радостно. Вот, только бы найти свой дом…

Уже стало рассветать и из-за дальних домов показались лучи восходящего солнца, когда она почуяла слабый, едва уловимый знакомый запах. Она побежала в направлении этого запаха. Он становился всё гуще, насыщенней и теперь она уже не боялась потерять его. А вот и место, где она не раз дожидалась хозяина! И знакомое здание, и дверь, в которую он входил, а она охраняла оставленную им сумку… Обнюхивая землю, Джесси сделала круг, и вот уже другой знакомый запах повел её в сторону автобусной остановки.

Наступило раннее утро. К остановке подъехал первый автобус, открылись двери, и за секунду до того, как створки должны были закрыться, Джесси заскочила в заднюю дверь и устроилась на площадке. Ведь когда она была с хозяином, они всегда заходили в автобус в эту дверь, и всегда ехали на этом месте. Водитель заметил Джесси, но, отметив ошейник, её ухоженный вид и то, как уверенно она себя ведет, решил, что, скорее всего, эта собака знает, что делает, и никак не отреагировал на её появление в салоне. Автобус останавливался, двери открывались, заходили и выходили люди. Джесси оставалась на своем месте, лишь тревожно всматривалась в открытые двери. Ей повезло, она заскочила на нужный ей маршрут. И во время очередной остановки, когда двери открылись, она, радостно взвизгнув, выскочила из автобуса. Это место было знакомо! Она помчалась вдоль улицы… Поворот, переулок, а вот и стоянка для автомобилей, которая видна из окна её дома! Джесси оттянула дверь подъезда лапой, просунула в образовавшуюся щель морду, следом протиснулась вся. Один мах – и она у своей двери. Вока уже собирался позвонить на работу, попросить отгул и идти за Женькой, когда услышал, как Джесси, радостно поскуливая, царапается в дверь. «Привет, Джесси!» – мысленно поприветствовал он её и пошёл открывать дверь. Джесси приветливо махнув ему хвостом, тут же проскользнула в спальню. Спальня была пуста. Она метнулась в другую комнату – но ни Гены, ни Ани там тоже не было… Собака уныло вернулась к Воке. Вока, присев на корточки и поглаживая её, стал приговаривать:

– Ну, что же ты, Джесси, такая большая, а совсем бестолковая… Ну, вот скажи: где тебя носило?

Джесси понимала, что он её не ругает, а наоборот – говорит, что-то доброе. Да и за что её ругать? Ведь она не чувствовала за собой никакой вины, наоборот – в её жизни была все очень даже здорово. Вот, только жаль, что хозяев всё еще нет дома…

Вику уже давно покинуло мятежное состояние и ей порой казалось, что всё пережитое ею, когда она находилась на пике душевного срыва, происходило не с ней. И порой даже было стыдно за сентиментальность своих былых чувств. Но это был её путь, её переживания и она не сожалела о них. С Геной у неё сохранились прекрасные отношения. Она подружилась с Аней и искренне была рада за Гену, что у него такая замечательная жена. В этот год Вика оканчивала институт, по всем предметам у неё были отличные оценки, и она рассчитывала на красный диплом. И хотя каких-то определенных планов на свою будущую жизнь особо не строила, жизнь предлагала их сама. Еще зимой Володя предложил ей стать его женой. И это не было ни для кого шокирующей неожиданностью – их отношения развивались так, что это скорее следовало воспринимать как закономерность. Любила ли она Воку? Да, несомненно. Любила тем больше, чем больше узнавала его. Но со свадьбой попросила повременить до лета, пока она не закончит институт. И не было в этом какого-то примитивного прагматизма. Она научилась не торопить время, ценила свои чувства к нему, дорожила своей к нему любовью… И не хотела разрываться первые месяцы супружеской жизни между ним и учебой. С улыбкой вспоминала она время своих духовных терзаний, когда пыталась постигнуть, где же все-таки истина: в евангельской или же в православной церкви, имея в этом некую схожесть с подростком, познающим окружающий его мир. Мир, который делается тем более сложным, чем более познаешь его; и в котором зачастую вступают в противоречие взгляды и воззрения, которые, казалось бы, никак не должны вступать во взаиморазрушающий конфликт, а только лишь дополнять друг друга. «Истина в сердце человека, если в нём живет Бог», – открылось ей однажды, и она с радостью восприняла это откровение, как если бы это сказал ей явившийся с неба сам Господь, – ибо в этом была мудрость и успокоение ума и души. И уже с желанием ходила на воскресные служения в евангельскую церковь вместе с Володей, не терзаясь в поисках различий между ней и церковью православной. Часто вспоминая слова, сказанные ей когда-то Геной, что учение любой христианской церкви в самой сути всегда призывает к любви и взаимопониманию. «В главном – единство, во второстепенном – свобода, в основном – любовь», – как пример привел он ей однажды высказывание Августина Блаженного – одного из первых епископов католической церкви. И пояснил, что главное для христианина – это Христос, вера в его искупительную жертву на Голгофском кресте; второстепенное – некоторые взгляды на те или иные грани веры, не отвергающие и не ставящие под сомнение главное – Иисуса Христа. «Любовь же – объединяющая и взаимоскрепляющая сущность неба, без которой ничто не ценно в глазах Бога», – сказал он ей. Конечно же, многое из того, что он ей говорил, она знала из воскресных проповедей пастора, но эти знания хранились в ней как невостребованный багаж, и часто в объяснении Гены они словно оживали, и тогда что-то начинало происходить в её мироощущении, да и сама жизнь становилась проще и понятней.