Тихон (Шевкунов) - Несвятые святые и другие рассказы

Потом Она проговорила:

— Ты монах, мы ждали от тебя главного — покаяния и молитвы. А ты принес лишь это…

Видение исчезло. Умерший очнулся снова в монастыре.

После всего случившегося отец Мелхиседек полностью переменился. Главным делом его жизни стало то, о чем говорила ему Пресвятая Богородица, — покаяние и молитва. Плоды теперь уже духовных трудов не замедлили сказаться в его глубочайшем смирении, плаче о своих грехах, искренней любви ко всем, в полном самоотвержении и превышающих человеческие силы аскетических подвигах. А потом и в замеченной многими прозорливости и в деятельной молитвенной помощи людям.

Видя, как он с совершенной отчужденностью от мира подвизается в невидимых и непостижимых для нас духовных битвах, мы, послушники, решались обращаться к нему лишь в самых исключительных случаях. К тому же его еще и побаивались: в монастыре знали, что отец Мелхиседек весьма строг как духовник. И он имел на это право. Его неукоснительная требовательность к чистоте души всякого христианина питалась лишь великой любовью к людям, глубоким знанием законов духовного мира и пониманием, насколько жизненно необходима для человека непримиримая борьба с грехом.

Этот схимник жил в своем, высшем мире, где не терпят компромиссов. Но если уж отец Мелхиседек давал ответы, то они были совершенно необычны и сильны какой-то особой, самобытной силой.

Однажды в монастыре на меня обрушилась лавина незаслуженных и жестоких, как мне представлялось, испытаний. И тогда я решил пойти за советом к самому суровому монаху в обители — схиигумену Мелхиседеку.

В ответ на стук в дверь и на положенную молитву на порог кельи вышел отец Мелхиседек. Он был в монашеской мантии и епитрахили — я застал его за совершением схимнического правила.

Я поведал ему о своих бедах и неразрешимых проблемах. Отец Мелхиседек выслушал все, неподвижно стоя передо мной, как всегда, понурив голову. А потом поднял на меня глаза и вдруг горько-горько зарыдал…

— Брат! — сказал он с невыразимой болью. — Что ты меня спрашиваешь? Я сам погибаю!

Старец-схиигумен, этот великий, святой жизни подвижник и аскет, стоял передо мной и плакал от неподдельного горя, что он воистину — худший и грешнейший человек на земле! А я с каждым мгновением все отчетливее и радостнее понимал, что множество моих проблем, вместе взятых, — не стоят ровно ничего! Более того, эти проблемы здесь же и совершенно ощутимо для меня безвозвратно улетучивались из души. Спрашивать еще о чем-то или просить помощи у старца уже не было нужды. Он сделал для меня все, что мог. Я с благодарностью поклонился ему и ушел.

Все на нашей земле — простое и сложное, маленькие человеческие проблемы и нахождение великого пути к Богу, тайны нынешнего и будущего века — все разрешается лишь загадочным, непостижимо прекрасным и могущественным смирением. И даже если мы не понимаем его правды и смысла, если оказываемся к этому таинственному и всесильному смирению неспособными, оно само смиренно приоткрывается нам через тех удивительных людей, которые могут его вместить.

Есть в монастырях кроме Неусыпаемой Псалтири еще одна особая служба — чтение молебна с акафистами. Это когда к обычному молебну прибавляют службы тем или иным святым. Ни в древних уставах, ни в практике других православных стран такого, кажется, нет, только у нас, в России. Но народ к этим службам очень пристрастился, и акафистов в Печорах заказывали много, иногда по пятнадцать–двадцать, так что богослужение продолжалось порой больше трех часов.

Молодые монахи очень тяготились этими однообразными, продолжительными службами. Понять их было можно: ведь акафисты предназначены для домашнего чтения, и сочинялись они очень разными людьми — иногда великими церковными поэтами, а порой и благочестивыми провинциальными барышнями. Так что тексты акафистов, мягко говоря, не всегда совершенны. Молодые иеромонахи то и дело старались как-нибудь увильнуть от этих молебнов.

На их счастье, был в Печорах человек, который в любой момент готов был подменить такого образованного собрата в исполнении служебной череды. Звали его архимандрит Антипа. Пришел он в монастырь давно, после войны, с полной грудью боевых наград, и стал духовным сыном старца схиигумена Саввы, которому был предан, что называется, до гроба.

Несмотря на внушительный облик (а выглядел отец Антипа, как могучий старый лев с пламенно-рыжей густой гривой), батюшка этот был удивительно добр и всегда со всеми приветлив. Никто не видел его рассерженным или раздраженным. И это несмотря на то, что каждый день множество самых разных людей приходили к отцу Антипе на исповедь, за советом, а то и просто поговорить, отвести душу. За эту доброту многие стремились попасть к нему на исповедь. А он и рад — все грехи простит и своей священнической властью от них навеки разрешит! То-то было счастье!

Еще отец Антипа был начальником Неусыпаемой Псалтири. Если случалось, что кто-то из братии по болезни или по послушанию, а то и по нерадению пропустит свой час чтения, отец Антипа сам все исполнит за него и никогда никого не упрекнет. Хотя у самого ночью было не меньше трех часов чтения Псалтири.

И все же отрадой отца Антипы были молебны с акафистами. Он прямо весь сиял на этих нескончаемых службах и при этом обязательно добавлял еще и чтение трех– пяти синодиков, каждый — в добрый килограмм весом. Так уж он радовался и так глубоко чувствовал, сколь важны для живых и усопших церковные молитвы! Народ эти его службы очень любил.

Но вот пришел день, когда отец Антипа со своими больными ногами уже не мог больше подолгу стоять на молебнах. Отец благочинный объявил, что архимандрит Антипа освобождается от исполнения этих треб.

Последнюю свою службу батюшка совершал со слезами. Плакали и прихожане. Они жалели, что больше не будет на акафистах такого молитвенника. Не на шутку закручинились и молодые иеромонахи, сразу прикинув, сколько долгих молебнов им теперь придется служить без отца Антипы. Радовались только послушники-пономари: среди священников больше не оставалось охотников читать акафисты да синодики так, что им конца-края не видно. И теперь послушники наконец-то вовремя будут поспевать на обед.

Но все же больше всех скорбел отец Антипа. Ведь он не только служил свой последний молебен, но и в будущем лишался возможности читать любимые акафисты. Дело заключалось в том, что книги с акафистами (они так и называются — акафистники) тогда в нашей стране не издавались, а в монастыре были только старательно переписанные прихожанами толстые тетради с этими текстами. Драгоценные тетрадки хранились в специальном чемоданчике, а чемоданчик, прежде находившийся всецело в распоряжении отца Антипы, отныне переходил к другим священникам.