Тихон (Шевкунов) - Несвятые святые и другие рассказы

Конечно, было тревожно. Но все обошлось. Нас приняли приветливо в большой чеченской семье, главой которой был влиятельный здесь человек — выросший в Центральной России инженер из Иванова. Во время долгой ночной беседы нам открылась и другая сторона этой трагедии, которая касалась множества простых чеченских семей. Мы разрешили почти все наши вопросы. Далеко за полночь, отчистив мой заплеванный подрясник и крепко помолившись, мы с Зурабом уснули крепким сном.

Наутро, а это была Великая Среда, мы с той же группой чеченской охраны пустились в обратный путь по разрушенному городу. Наши охранники выглядели сегодня более доброжелательно. Видимо, на них произвело впечатление, что мы не побоялись ради дела заночевать в незнакомом доме.

Только поздним вечером, усталые после множества приключений (среди которых, к сожалению, была и часовая погоня за нашей машиной каких-то непонятных даже нашей охране боевиков), мы прибыли в аэропорт «Северный», на военную базу.

Подходя к казарме, мы с Зурабом предвкушали, как попьем горячего чайку с хлебом, почитаем захваченное из Москвы Последование Страстного Четверга, потом правило ко причащению и завалимся спать до утра. Если бы мы знали, что нас ждет в казарме!..

В дверях нас с нетерпением встречали два офицера. Они крепко обняли нас и сказали, что военные, которые уже не надеялись увидеть нас живыми, узнав, что мы целы и невредимы, приготовили нам торжественную встречу.

Переступив порог казармы, мы просто окаменели: огромный стол посреди казармы был уставлен неимоверным количеством яств. Здесь были и дымящиеся куски баранины, и жареный поросенок, и заливная рыба… Рядом на этажерке, на видном месте, стояла бумажная иконка в раме, а перед ней горела парафиновая свеча — хозяева сделали для нас все, что только могли. Мы с ужасом смотрели то на гастрономическое изобилие, то на обрадованных нашим возвращением офицеров, которые, обступив нас, наперебой приглашали к столу.

— Я не могу… Я никогда в жизни не нарушал Великий пост! — прошептал Зураб.

Что было делать? Начать объяснять строгости Страстной седмицы? Прочесть этим людям, постаравшимся для нас от всего сердца, лекцию о том, что не только мяса — постного масла сегодня нельзя вкушать по церковным уставам? Признаться, мы с Зурабом даже в страшном сне такого представить не могли... Но мы оба чувствовали, что все наши совершенно правильные объяснения будут сейчас несравненно грешнее перед Богом, чем это негаданное для нас нарушение поста.

Эта долгая и прекрасная, исполненная истинной христианской любви трапеза запомнилась нам с Зурабом на всю жизнь.

В последующие годы нам с братией монастыря не раз приходилось бывать в Чечне и в других военных гарнизонах, и, если поездка выпадала на время поста, мы всегда заранее усердно просили учитывать наши гастрономические ограничения.

Однажды мы с Колей Блохиным, известным сегодня православным писателем, а тогда только что вышедшим из лагеря политическим преступником (Коля отсидел пять лет по 139‑й статье за незаконное производство и распространение православной литературы), решили подзаработать денег.

Это было в 1988 году. Коля предложил напечатать репринтом (разумеется, нелегально) Библию с иллюстрациями Доре. Эта книга много десятилетий не переиздавалась в России и, конечно, была нужна. В этом смысле дело начиналось правильное.

Но с другой стороны, за тираж в тысячу экземпляров можно было получить приличную по тем временам сумму денег, которые бы и мне, и Коле не помешали. Это мы тоже прекрасно понимали. И в этом смысле наше дело было никаким не благочестивым, а самым настоящим меркантильным предприятием.

Библию с иллюстрациями Доре ни в одной библиотеке на руки не выдавали. Тогда я улучил подхдящий момент и по секрету рассказал о нашем плане Владыке Питириму. Я не ошибся: Владыка как издатель сразу загорелся этой идеей, несмотря даже на опасность подобного предприятия в то время. На следующий же день он передал мне роскошный том из своей домашней библиотеки, предупредив, что эта книга ему очень дорога, поскольку принадлежала его покойному отцу-священнику. Я клятвенно заверил Владыку в сохранности книги и на неделю передал ее Коле для пересъемки.

Через неделю я позвонил Николаю и справился, как дела. Он отвечал, что требуется еще три дня. Но через три дня он огорченно сообщил, что есть проблемы и нужна еще неделя. Через неделю все повторилось: книгу Николай не возвращал. Между тем Владыка Питирим поинтересовался, может ли он забрать Библию и когда будет тираж.

Я орал на Колю в телефонную трубку минут десять, но тот, прошедший тюремные допросы и «пресс-хаты», объяснил мне как маленькому, что он все понимает, но, кровь из носа, нужна еще неделя, и книга вернется к архиерею в целости и сохранности.

Через неделю Коля книгу не вернул.

Я был в отчаянии и не знал, как смотреть Владыке в глаза. Чтобы хоть как-то понять, что происходит, я пошел к нашему общему с Колей другу — Виктору Бурдюку, который отбывал с Колей тюремный срок по одному делу.

— Да он ее продал! — уверенно сказал Виктор, выслушав мой рассказ.

— Как продал?! Это же невозможно!

— Еще как возможно. Продал, а деньги сейчас пропивает. То-то я смотрю, он запил. И все коньяк, коньяк!..

Надо сказать, мы все знали об этой слабости нашего друга. Если уж он брался за бутылку, то остановить его ничто не могло. Особенно после пяти лет лагерей.

Виктор вошел в мое ужасное положение, и мы вместе бросились к Николаю. Коля всегда был человеком правдивым и сразу во всем покаялся. Он продал архиерейскую Библию в тот же день, когда получил ее от меня. Точнее, через сорок минут. Этого времени хватило, чтобы доехать до Кузнецкого моста и там получить за книгу пятьсот рублей на известном московском «черном рынке» у магазина «Букинист». На мой отчаянный вопрос, зачем он это сделал, Коля лишь пьяно отвечал, что бес попутал. Виктор Бурдюк ни о чем его не спрашивал. Он знал своего друга гораздо лучше меня.

Положение складывалось поистине катастрофическое: купить такую книгу было практически невозможно. Да и на какие средства? Даже если где-то посчастливится найти экземпляр, он будет стоить, как говорили знающие люди, не меньше полутора тысяч рублей. Такая сумма была для меня совершенно запредельной. Не говоря уже о том, что Владыка Питирим сразу поймет: это не книга его отца… И все же я бросился к московским ростовщикам, но впустую: мне просто нечего было заложить.

Через три дня, в понедельник, я должен был предстать перед Владыкой, тянуть дальше было нельзя. И тогда я купил билет на поезд и поехал в Печоры к отцу Иоанну, благо впереди были выходные.