Эми Тан - Клуб радости и удачи

Когда я приехала, никто не задавал мне вопросов. Власти посмотрели на мои документы и поставили штамп, что мне разрешен въезд. Я решила сразу же обратиться по одному из тех адресов в Сан-Франциско, которые мне дала та девушка в Пекине. Автобус привез меня на широкую улицу с подвесной дорогой. Это была Калифорния-стрит. Я поднялась на холм и увидела высокое здание. Это была церковь Святой Марии. Возле входа, под табличкой с названием церкви, кто-то повесил объявление, написанное от руки китайскими иероглифами: «Китайская церемония по спиритуальному умиротворению призраков проводится в 7.00 и в 8.30». Я запомнила эту информацию на случай, если власти спросят, какие богослужения я посещаю. Потом я увидела вывеску на противоположной стороне улицы. На фасаде маленького приземистого здания было написано: «Делайте вклады сегодня с мыслью о завтрашнем дне. Банк Америки». И я подумала: вот то место, где американцы участвуют в богослужениях. Видишь, даже тогда я была не так уж глупа! Сейчас эта церковь все такая же, а там, где стоял этот приземистый банк, построено высокое здание в пятьдесят этажей, где вы с твоим будущим мужем работаете и откуда смотрите на всех сверху вниз.

Моя дочь рассмеялась, когда я ей это сказала. Оказывается, ее мать может шутить.

Я продолжала взбираться на этот холм. Я увидела две пагоды, построенные на противоположных сторонах улицы. Такие пагоды бывают у входов в большие буддийские храмы. Но, приглядевшись повнимательнее, я поняла, что все это бутафория: пагоды были просто хлипкими сооружениями, увенчанными несколькими ярусами черепичных крыш: под перекрытиями не было ни стен, ни какого-либо помещения. Я была удивлена тем, что все здесь было сделано так, чтобы производить впечатление имперского города или императорской усыпальницы, а при этом позади претенциозных пагод улицы были узкими, темными и грязными. И мне подумалось: почему по ту сторону оказалось только самое худшее из всего, что можно найти в Китае? Почему они не разбили там сады с прудами? Да, там и сям встречалось что-то похожее на какую-нибудь знаменитую древнюю пещеру или китайский оперный театр, но внутри все было одинаковой дешевкой.

К тому времени, когда мне удалось отыскать нужное место по адресу, полученному от девушки в Пекине, я успела понять, что не стоит ждать слишком многого. Это оказался большой дом зеленого цвета, ужасно шумный: куча детей носилась туда-сюда по просторным лестницам и тесным коридорам. В комнате номер четыреста два я обнаружила старуху, которая сразу же начала попрекать меня тем, что потеряла кучу времени, прождав меня понапрасну целую неделю. Она быстро написала несколько адресов и вручила их мне, продолжая держать свою руку протянутой и после того, как я забрала из нее листок. Поэтому я дала ей один доллар, но она посмотрела на меня и сказала:

— Сюаюйи, мисс, мы с вами в Америке. Даже нищий умрет с голоду на этот доллар.

Тогда я дала ей вторую бумажку, но и этого оказалось недостаточно:

— Ай-йя, вы думаете, мне эта информация досталась так легко?

Только получив от меня еще один доллар, она убрала руку и закрыла рот.

По адресам, взятым у этой старухи, я разыскала дешевую квартиру на Вашингтон-стрит. Как все подобные жилища, она была расположена над маленьким магазинчиком. По этому же трехдолларовому списку мне удалось найти работу за семьдесят пять центов в час. Конечно, это была работа не из лучших. Сначала я пыталась устроиться продавщицей, но для этого требовалось знание английского. Я сходила в другое место, это было что-то вроде распорядительницы в китайском заведении, но там хотели, чтобы я водила своими руками вверх-вниз по телам иностранцев, и я сразу поняла, что это то же самое, что быть в Китае проституткой четвертого разряда. Поэтому я замазала этот адрес черными чернилами. Чтобы получить работу в некоторых других местах, нужно было иметь особые связи. Это была работа в семьях с юга — из Кантона, Тойшаня и Четырех областей, — которые прибыли сюда давным-давно с целью сколотить состояние и по сей день продолжают держаться за него руками своих правнуков.

Так что моя мама оказалась права в отношении ожидавших меня тягот. Работа на кондитерской фабрике была одной из самых худших. Большие черные машины работали днем и ночью, выдавливая маленькие лепешки на движущиеся круглые противни. Я и другие женщины сидели на высоких табуретках, и, когда печеньица проплывали мимо нас, мы должны были снимать их с горячего противня в тот момент, когда они становились золотистыми. Наша задача заключалась в том, чтобы положить на серединку кружочка полоску бумаги, сложить печенье пополам и придать ему нужную форму, пока оно не успело затвердеть. Если схватить печенье слишком рано, то горячее сырое тесто обожжет вам пальцы. Но если опоздать, то оно затвердеет еще до того, как вы успеете отвернуть первый краешек. И тогда вам приходится выбрасывать этот брак в стоявший рядом бочонок, что работает в итоге против вас, потому что хозяин может продать это печенье только как лом.

В конце первого дня я мучилась от боли во всех десяти пальцах — они покраснели и распухли. Эта работа была не для дураков. Там приходилось осваивать всё очень быстро, иначе пальцы превращались в сосиски-гриль. Поэтому на следующий день у меня горели глаза — я не спускала их с печенья. В последовавший за этим день у меня ныли руки, потому что приходилось держать их в постоянной готовности, чтобы успеть схватить печенье с противня вовремя. Но уже под конец первой недели я выполняла эту работу автоматически и настолько расслабилась, что заметила наконец-то тех, кто трудился рядом со мной. С одной стороны от меня сидела никогда не улыбавшаяся старуха, которая, если сердилась, разговаривала сама с собой по-кантонски. Она бормотала как сумасшедшая. С другой стороны сидела женщина примерно моего возраста. В ее бочонке для брака было очень мало печенья. Но я подозревала, что она его съедает. Она была довольно пухленькая.

— Эй, сюаюйи, — обратилась она ко мне, перекрикивая шум машин. Мне было очень приятно услышать ее голос и обнаружить, что мы обе говорим на мандарине, хотя ее произношение было грубее, чем у меня. — Ты когда-нибудь думала, что будешь настолько могущественной, чтобы определять чью-либо судьбу? — спросила она.

Я не поняла, что она имела в виду. Поэтому она взяла в руки одну из бумажных полосок и прочитала вслух, сначала по-английски:

— «Не воюй и не вывешивай свое грязное белье на всеобщее обозрение. Победитель испачкается». — А потом перевела на китайский: — «Не следует одновременно воевать и стирать белье. Если ты победишь, твоя одежда останется грязной».