Эдуард Тополь - Любовь, пираты и... (сборник)

Я попросил доктора Геббельса в соответствующей форме сообщить обо всем этом Гитлеру.

Доктор Геббельс сказал, что ковать придется чересчур горячее железо, но он попытается при удобном случае завести об этом речь и побудить Гитлера создать более эффективную организацию верховного командования вооруженных сил…»

Поезд с новобрачными Андреем и Аней Макаровыми катит через пол-России на Урал, в Челябинск. По дороге они видят всю страну – такой, какой она была в то время, когда круглосуточно надрывалась для нужд фронта, когда дети копались в промерзших огородах в поисках мороженой картошки и когда бабы, впрягшись в плуги, распахивали землю…

Жора Дворкин лепит из хлебного мякиша «танк будущего», который он сочинил в лагере, и показывает его Макарову. Втроем с Миколой Полтавой они увлеченно модернизируют эту футуристическую машину, спорят…

Аня смотрит на них с улыбкой – им по тридцать лет, а они все те же пацаны…

«9 марта я представил фюреру свой доклад о перестройке командования вооруженных сил. Каждый пункт этого доклада вызвал горячие споры участников совещания, но все-таки все пункты были одобрены, за исключением одного – подчинения самоходных орудий генерал-инспектору бронетанковых войск. При обсуждении этого вопроса поднялась буря негодования. Все присутствующие были против меня, особенно возмущались артиллеристы. Шеф-адъютант фюрера даже заявил, что самоходная артиллерия является единственным оружием, в котором артиллеристы могут заслужить рыцарский крест. Наконец Гитлер сказал, сочувственно посмотрев на меня: „Вы видите, все против вас. В таком случае я тоже не могу согласиться“. Это решение имело большие последствия, ибо самоходная артиллерия осталась сама по себе; противотанковые дивизионы сохранили на вооружении несовершенные орудия на тракторной тяге, пехотные дивизии были лишены эффективной противотанковой обороны.

Прошло 9 месяцев, пока Гитлера убедили в этой ошибке, но уже не удалось до конца войны обеспечить все дивизии этим столь необходимым противотанковым средством. К сожалению, во вред общему делу, даже одобренные предложения не всегда осуществлялись на практике; это касается в первую очередь моих настойчивых просьб о своевременном отводе с фронта на пополнение танковых дивизий, чтобы создать подвижный резерв в распоряжении верховного командования. Но именно верховному командованию и недоставало понимания решающего значения подвижных боеспособных оперативных резервов. Это непонимание господствовало до самого последнего дня войны, оно в значительной степени виновно в нашем поражении. Виновен в катастрофе и Гитлер со своими военными советниками, которые не только не поддержали меня по вопросу о создании таких резервов, а, наоборот, даже препятствовали мне.

Подобный спор был и в советском командовании, но Сталин принял правильное решение объединить танки и самоходки…»

Поезд прибывает в Челябинск.

Выгрузив с грузовой платформы очередную подбитую «Пантеру», Макаров, Дворкин и Микола Полтава прямо с вокзала уезжают с ней на завод, а служебная «эмка» Макарова увозит Аню на квартиру Макарова.

Но Аня даже не успела войти в эту квартиру, как ее арестовывают. То есть, не имея смелости сквитаться с Андреем Макаровым напрямую, поскольку Макаров был под личной опекой Сталина, Берия сквитался с ним, арестовав Аню «за связь с немецким танковым конструктором Фердинандом Порше».

И по той же дороге, только в обратном направлении, в Москву, Аня поехала в арестантском вагоне, в сопровождении вооруженной охраны…

«Геббельсовская пропаганда принялась активно изощряться в описании небывалой мощи новых видов вооружения. Помимо стремления оказать психологическое воздействие на Красную Армию, ее командиров и бойцов, угасить их наступательный дух, цель этой пропагандистской кампании состояла главным образом в желании поднять подавленное настроение фашистских войск, подбодрить их веру в свою непобедимость, поднять сильно упавший престиж гитлеровской Германии в глазах ее союзников. Вот почему немецко-фашистская пропаганда продолжала усиленно бить в барабаны и победные литавры…»

«10 мая Гитлер был в Берлине, и меня вызвали на совещание в имперскую канцелярию по вопросам производства танка „Пантера“, так как промышленность не смогла выпустить их в первоначально установленные сроки. Чтобы ликвидировать это отставание, была установлена повышенная цифра выпуска – вместо 250 танков к 31 мая должно было быть выпущено 324 танка. После окончания совещания я взял Гитлера под руку и попросил разрешения сказать ему откровенно несколько слов. Он согласился, и я начал убедительно просить его отказаться от наступления на Восточном фронте, так как ему должно быть видно, с какими трудностями мы должны бороться уже сейчас. В настоящее время не стоит предпринимать крупные операции, от этого сильно пострадает наша оборона на западе. Я закончил вопросом: „Почему вы хотите начать наступление на востоке именно в этом году?“ Здесь в разговор вмешался Кейтель: „Мы должны начать наступление из политических соображений“. Я возразил: „Вы думаете, что люди знают, где находится Курск? Миру совершенно безразлично, находится ли Курск в наших руках или нет“. И я повторяю свой вопрос: „Почему вообще вы хотите начать наступление на востоке именно в этом году?“ Гитлер ответил на это буквально следующее: „Вы совершенно правы. При мысли об этом наступлении у меня начинает болеть живот“. Я ответил: „У вас правильная реакция на обстановку. Откажитесь от этой затеи“. Гитлер заверил, что в решении этого вопроса он никоим образом не чувствует себя связанным. На этом разговор был закончен…»

Больше месяца продержав Аню в одиночной камере, следователь вызвал ее на допрос. Он пытался добиться признания, что она немецкая шпионка и завербовала Макарова работать на немцев. А когда Аня отказалась подписать такие показания, усмехнулся:

– Подпишешь ты или нет, значения не имеет. Порше завербовал вас обоих еще в Бостоне, а когда вы ездили в Германию, вы передали ему чертежи наших танков. И вы оба сгниете в шахтах Норильска или Колымы. Хотя, впрочем, у тебя еще есть шанс выжить. Но для этого ты должна лечь со мной. А для начала… – И следователь расстегивает ширинку. – Знаешь, что такое минет?

Аня дает ему пощечину, и взбешенный следователь принимается избивать ее.