Ёко Огава - Отель «Ирис»

На самом деле я была настолько захвачена этой странной беседой, что уже не слышала Шопена. Мне хотелось узнать, что племяннику нужно от меня.

Легкий скрип ногтей в тот момент, когда он открывал коробочку. Безукоризненная белизна листочка бумаги, кончик ручки, скользившей по бумаге. Он исписал листок и протянул его мне. Все это выполняло ту же роль, что и голос.

Юноша положил ручку и закрыл крышку шкатулки. Я легко вздохнула и начала рисовать на ковре носком шлепанца бессмысленные узоры. Снова наступило молчание. Шум волн слышался ближе, чем обычно.

Племянник резко встал и прошел в кухню. Опустился на колени перед передвижным столиком и покрутил ручку радиоприемника, чтобы настроить частоту. Это явно был старый аппарат. Несмотря на неплохой дизайн, звук был неотчетливым, антенна поржавела. Тем не менее стараниями юноши звук улучшился.

По всему было видно, что племянник бывал здесь неоднократно. Его совершенно не угнетала атмосфера предельной педантичности, царившая в этом доме. Даже когда он открывал дверь или настраивал приемник, то делал это совершенно естественным образом, как бы по привычке, словно занимался этим долгие годы.

Сначала цветы, а потом радиоприемник. Я даже не подозревала, что переводчик скрывает такие вещи. В шкафу приемника точно не было. Если бы он там стоял, я бы его заметила, когда без помощи рук обследовала все закутки. А возможно, он хранился в выдвижном ящике письменного стола? Или в глубине полок с посудой? Но зачем хозяину понадобилось исключительно по случаю приезда племянника поставить в вазу живые цветы и достать откуда-то приемник? Почему он сделал это не для меня, а для племянника? Вместе со звуковыми волнами на меня нахлынули сомнения.

– Я заставил вас долго ждать. Наверное, проголодались? Пойдемте в кухню, – пригласил нас переводчик, который и не подозревал о моих сомнениях. – Прошу вас устраиваться поудобней на этих стульях.

Переводчик впервые обратился непосредственно к племяннику. Более того, в его словах звучало нечто вроде приказания, чего он до сих пор не позволял себе в моем присутствии. Но это было не похоже на приказы типа: «Заткнись, шлюха!» или же «Делай все только ртом!». Услышав приказание, племянник пододвинул стул к центру стола и подал глазами знак – что-то вроде: «Прошу тебя!» Я свернула в трубочку три листочка из блокнота и засунула их себе в карман.

– Вы каждый год приезжаете сюда? – спросила я.

– Нет, не обязательно, – ответил переводчик. Хотя я задавала вопросы племяннику, дядя всегда отвечал за него. – Мне кажется, что он уже года три тут не был. Хотя считается, что сейчас летние каникулы, но этот юноша всегда очень занят. Ему нужно совершать учебные путешествия, чтобы подготовиться к семинарам, помогать преподавателям, готовиться к защите диплома.

– В каком университете он учится?

– В архитектурном. Изучает готический стиль. С детских лет влюблен в архитектуру. Еще мальчиком он любил строить дома из своих кубиков. Ты увидишь, такие даже взрослые не осмелились бы придумать. Кроме того, он начал собирать открытки с изображениями средневековых церквей, и теперь у него огромная коллекция на эту тему. Не многие дети на свете проявляют такой интерес к архитектуре. Понятны увлечения автомобилями, состязаниями по бейсболу или комиксами-манга, но он был уникальным ребенком!

Переводчик вытер губы салфеткой и теперь размешивал ложкой содержимое тарелки.

– А что он собирается делать после окончания университета?

– Продолжать свои изыскания в исследовательском центре.

Племянник потянулся было к своему кулону, но внезапно остановился.

– Не беспокойся. Ешь спокойно. Если захочешь что-то написать, то у тебя будут заняты обе руки. Мы же можем продолжать есть, даже когда разговариваем, – наставительно произнес дядя, подразумевая, что только он один имеет право разговаривать за столом.

Когда я смотрела на расставленные по столу тарелки, то никак не могла представить, что это предназначено для еды. Я задавала себе вопрос: а не является ли все это просто особым украшением дома, подобно гибискусу и музыке Шопена?

Твердой пищи не было совершенно. Все оказалось наполовину жидким, как каша в горшочках для младенцев. Еда была такой консистенции, что ее можно было есть только ложкой. Поэтому на столе не было ни вилок, ни ножей. А зачем?

Однако все блюда были красивого цвета: начиная с ярко-зеленого в салатнице, напоминающего на вкус что-то среднее между шпинатом и сливочным маслом. Ярко-алое блюдо в суповой тарелке. Я сразу поняла, что это томатный суп, но из-за добавленных в него острых специй он имел необычный вкус. Самое большое блюдо было наполнено чем-то желтым. Казалось, что туда влили краску для написания объявлений, и вначале я не решалась попробовать. Когда я опустила туда ложку, то образовалась воронка, через которую начал выходить тепловатый пар. Я даже представить не могла, каким образом можно добиться такого желтого цвета. Блюдо имело запах смоченных дождем гниющих листьев или выброшенных на морское побережье и высохших водорослей.

– А что это значит – готический? – попыталась я задать племяннику вопрос, на который он сам не сможет ответить.

– Попроси его потом, чтобы он показал тебе свои открытки. Еще у него есть рисунки готических зданий, которые он делал во время путешествий. У этого юноши талант к рисованию. И сюда он приехал для того, чтобы порисовать в спокойной обстановке.

Переводчик внезапно замолчал.

Его племянник не выражал видимого недовольства и непрерывно подносил ложку ко рту. И это странное блюдо он тоже ел как нечто привычное. Хотя речь шла о нем, он не кивал и не улыбался. Время от времени его кулон ударялся о стол, издавая слабый звук. Среди всех имевшихся на столе предметов только стаканы с водой выглядели совершенно естественно. Я попросила еще воды. Переводчик взял кувшинчик и налил мне из него. Концерт внезапно прервался, и я подумала, что он закончился, однако музыка зазвучала снова, но уже в другой тональности.

– Тебе это нравится? – спросил переводчик.

– Да, – согласно кивнула я. А затем поспешно добавила: – Удивительное блюдо.

– Вчера я сделал закупки на рынке, начал готовить еду с вечера и долго возился. Такие дни у меня бывают редко, – самодовольно сказал он.

– Вы всегда едите такое, я имею в виду, измельченную пишу, лишенную всякой формы?

– Да… когда у меня гостит племянник.

Они обменялись взглядами, понятными только им одним.

Я никак не могла привыкнуть к тому, что между мной и переводчиком втискивается кто-то третий, и не хотела смириться с тем, что он беседует с кем-то, кроме меня, обменивается с племянником взглядами. У меня возникло такое ощущение, что меня посадили на несбалансированное колесо обозрения. Меня больше тревожил внезапно появившийся между нами племянник, чем странная невкусная пища.