Платон Беседин - Чётки

Я — осколок, направленный остриём в злое сердце…

Ты просыпаешься у себя на работе. Или в постели с женщиной. Или на реанимационном столе. Ты просыпаешься в аду. Или в раю.

Ты просыпаешься. Но однажды можешь и не проснуться.

За стойкой reception высокая стройная девушка. С чёрными как нефть волосами.

— Насколько будете брать? — обращается она ко мне.

Ей кажется, что она обворожительна в своём снисходительном спокойствии. Но подёргивание мимической мышцы на левой щеке выдаёт напряжённость. Синяки под её глазами могут быть свидетельством бурной ночи. Или почечной недостаточности.

Меня проводят в комнату с шёлковыми занавесками, пушистыми коврами и двумя азиатками. Если верить рекламному проспекту, то они прямо из Таиланда.

Я стараюсь расслабиться, глядя на азиатских танцовщиц, извивающихся среди ароматных курильниц.

Аромат жасмина позволяет адаптироваться к незнакомой обстановке. Аромат сандалового дерева используется как афродизиак. Аромат кедра выгоняет насекомых из помещения.

Всё это написано в рекламном проспекте.

Массаж начинается с поглаживаний. Потом выжимание. Чувствую, как руки массажисток сжимают и смещают кожу около моего лобка и внутренней поверхности бёдер. Подобно выдавливанию косточек из слив.

В Таиланде бледнолицего варвара называют farang. Так же как и экзотический фрукт. Если варвар платит деньги, то он автоматически превращается в белого господина — good farang.

Массажистки используют грудь, волосы, язык. Это называется искусством массажа. На самом деле, это прелюдия. Обычная прелюдия к сексу.

Китаец Дунь Сюан так описывает окончание массажа: «Чаще всего сеанс заканчивается приемом «Тысяча чар» — женщина начинает ласкать «нефритовый стебель» мужчины, и он напрягается, отвечая на ее ласки. Она, в свою очередь, чувствуя силу мужского «Ян» использует свою «Инь», чтобы доставить максимальное удовольствие мужчине».

Никогда не думал, что секс за деньги можно так красиво оправдать.

Тайский массаж убивает. Как и любой массаж. Достаточно лишь правильно нажать на крестец. Или прикусить зону вокруг соска. Или надавить на точку возле сердца. Или оказать нужное давление на сфинктер во время римминга.

И тогда ты не проснёшься.

Массажистки в этом салоне девственницы. Так написано в рекламном проспекте. И на этот раз он не врёт.

В раю, согласно исламскому учению, мужчины-праведники будут жить со своими гуриями — черноокими полногрудыми девственницами.

Самые дорогие проститутки каждый раз платят за восстановление своей непорочности. Платят много-много раз.

Не прелюбодействуй.

Ты просыпаешься у себя на работе. Или на реанимационном столе. Ты просыпаешься в аду. Или в раю.

Ты просыпаешься. Но однажды можешь и не проснуться.

Вдруг становится очень холодно. До дрожи всего тела. Морозный туман и мглистая полутьма обволакивают меня. Но я могу рассмотреть кровь на своих руках. Вижу свисающие с потолка куски мяса — обледеневшие туши и шматы. Они подвешены на уродливых железных крюках.

Когда мне было семь лет, я увидел документальный фильм про Сталинград во время войны. Грязные, разрушенные улицы с окоченевшими трупами и кусками тел. Леденящий ветер и абсолютная пустота. Даже крысы сбежали из этого Иерихона двадцатого века. Сейчас я где-то там. В документальном фильме.

На мясокомбинатах убивают лишь отбракованных коров. Остальных доят, пока не произойдет инфицирования ридом. Или заболевания раком крови.

Животных загоняют в фуру и везут в забойный цех. Далее предубойная выдержка с подачей воды в поилки — очистка кишечника, сброс веса на 1 кг. И, наконец, забой с предварительным душем каждой головы для лучшей проводимости при электрошоке. Бьют электродом. Если смерть не настигла, подвешивают за ногу, и животное погибает от перерезания шеи.

Я натыкаюсь на гигантскую тушу. Мясо пульсирует, и сквозь крошащуюся изморозь наружу прорываются глаза. Огромные печальные глаза. Похожие на язвы.

В деревнях во время забоя животное туго привязывают к столбу, втыкают нож в горло и терпеливо наблюдают невообразимую агонию несчастной твари.

Где-то в месиве пульсирующего мяса и мозаики печальных глаз продирается рот. Откуда-то из глубины доносится рев.

— Боль! Боль! Боль!

Только одно слово. Только боль.

И я бегу от этого кошмара, ополоумев от ужаса, закрыв глаза, рассекая руками ледяные, мясные туши.

В буддизме ад — местопребывание для существ, практикующих злобу и ненависть. Ад, похожий на бесконечное возвращение из никуда в ниоткуда. Ад с гигантскими многорукими богами злобы и ненависти.

Надо мной мерцающий свет люминесцентной лампы. Передо мной гигантские столы для разделки туш. Усеянные шматами мяса. Залитые кровью. И четверо мужчин с топорами. Четверо шестируких мужчин.

Я кричу им о помощи и тут же в ужасе отшатываюсь назад, глядя, как конвейер поставляет на столы обезглавленные трупы людей. Они безлики, но мне кажется, я узнаю в них своих родных и близких.

Двадцать четыре руки с зажатыми в них топорами беспрерывно разделывают трупы и подвешивают их на крюки, швыряя мелкие куски огромной скулящей собаке.

Они смотрят на меня и рычат:

— Это гуманнее, чем убивать животных.

Аборигены Океании верят, что, съев мясо человека, унаследуют его качества.

Большинство вирусов и инфекций, живущих в человечине, не уничтожить ни жаркой, ни варкой, ни паркой. Это отличие человечины от свинины, к примеру. Съев своего врага, ты можешь приобрести его стафилококк. Или раковые клетки яичников. Или паразитов головного мозга. Это будет его месть тебе. Месть после смерти.

И ты не проснёшься.

Хельхейм — в германо-скандинавской мифологии мир мёртвых, в котором властвует Хель. Холодное, тёмное и туманное место, куда попадают все умершие, кроме героев, принятых в эйнхерии. Ни одно существо, даже боги, не может вернуться из Хельхейма.

Не убий.

Ты просыпаешься у себя на работе. Или в постели с женщиной. Или на реанимационном столе. Ты просыпаешься в аду. Или в раю.

Ты просыпаешься. Но однажды можешь и не проснуться.

Здесь благоухает ладан. Возможно, Бог где-то рядом.

Передо мной распятие. И алтарь с горящими свечами. Стоя на коленях, я наблюдаю за шевелящимися губами людей рядом. Постепенно различаю слова. И начинаю шептать в тон: «Да остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим…»

Двенадцать человек в комнате с деревянным распятием. Двенадцать грешников, ищущих спасения через покаяние.

Эти люди рядом со мной. Стоящие на коленях. Вымаливающие спасение. О чём они могут просить у Бога, если смертельно больны? Наверное, об отсрочке смерти. Или об упокоении после.