Доминик Смит - Прекрасное разнообразие

— Натан, ты понимаешь, кто мы такие? — спросил вдруг отец.

— Не торопи события! — цыкнула на него мама.

— Погоди немного, и он справится! — выразил уверенность Уит.

— Ну, я просто хочу удостовериться… — сказал отец.

Он наклонился поближе ко мне, так что я почувствовал тепло и запах из его рта, и попробовал заглянуть мне в глаза. Я смотрел за окно и видел белку, скакавшую с ветки на ветку дерева.

— Натан, посмотри на меня минуточку, — попросил отец. — Ты знаешь, кто я такой? Я твой отец. Я учил тебя алгебре и геометрии на нашей кухне начиная с семи лет. Ты помнишь, как нарисовать параболу? Если помнишь, кивни.

— Сэмюэль, перестань, пожалуйста! — сказала мама.

Отец ухватился за спинку кровати обеими руками. Я показал рукой за окно: мне хотелось, чтобы они увидели то же, что я.

— Смотри-ка, белка! — воскликнул Уит. — Привет, подружка! А толстая какая, а?

— Мы для него чужие люди, — сказал отец. — Вот так, растишь сына, учишь его всему, что знаешь…

— Он слышит тебя, — предупредила мама.

— …и в конце концов выясняется: все зря, потому что время все уничтожает. Мой сын жив, но после аварии у него другое сознание. Вот вам аргумент против доброго Бога. Пожалуйста, вот он, любуйтесь! Нет, я никогда этого не пойму…

— Замолчи немедленно! — потребовала мама.

— Сэм, пойдем-ка лучше выпьем кофейку, — вмешался Уит.

— Прошу прощения, — сказал отец. — Сам не знаю, зачем я все это наговорил. Натан, я правда не знаю. Я обещал себе, что буду говорить только о хорошем. Ну, например, о пикниках. Или вот — о статье, которую я прочитал: пишут, горячие ванны продлевают жизнь. Погодите, сейчас я пойду налью себе кофе, а потом вернусь и скажу что-нибудь такое… по общим вопросам. Чтобы просто поболтать.

Он вышел в коридор. Уит последовал за ним. Прежде чем дверь закрылась, я успел услышать голос отца:

— Этого не должно было случиться…

Но это случилось. Тем летом мама решила отправиться в поездку по Греции вместе со своими подругами по «Леварту», а отец, Уит и я поехали погостить к моему дедушке, Поупу Нельсону, жившему на Верхнем полуострове штата Мичиган. Мы договорились сначала отвезти маму в аэропорт, а потом двинуться на машине на север. За рулем «олдсмобиля» был Уит: он любил исполнять роль пилота и потому нацепил настоящие авиационные солнцезащитные очки. Отец сидел рядом с ним и читал научный журнал. Мы с мамой устроились сзади.

— Я позвоню, как только прилечу в Афины, — говорила мама.

— А что, в Греции есть телефоны? — спросил Уит.

— Очень смешно, — отозвалась мама. — Греки, между прочим, придумали демократию и медицину.

— Однако ракету на Луну они, насколько я знаю, не запустили, — парировал Уит.

Он опустил стекло и высунулся, чтобы оценить плотность движения.

— Все будет в порядке, — сказал отец, откладывая журнал. — Мы поживем у Поупа три недели и вернемся как раз вовремя, чтобы успеть подобрать тебя в аэропорту.

— Я почему-то нервничаю, — сказала мама.

— Когда будешь взлетать, жуй жвачку, — посоветовал Уит.

— Слушай, что он говорит, — кивнул отец, поворачиваясь к маме.

Мы остановились у входа в аэропорт. Отец вытащил из багажника мамины вещи и встал на тротуаре с сумками в обеих руках. Родители попрощались. Мама стряхнула перхоть с плеча отцовского пиджака. Я отвернулся, но их разговор все равно услышал.

— Могли бы вместе поехать, — сказала мама.

— Да что я буду делать в Греции?

— Отдыхать на пляже.

— Загорелого физика никто не будет принимать всерьез.

Я обернулся и увидел, что мама улыбается.

— Смотри, чтобы Натан правильно питался. Натан, слышишь? Одному богу известно, что там твой отец будет держать в холодильнике.

— Пока, Синтия! — Он дотронулся до рукава ее кардигана.

— Я позвоню.

— Да, пожалуйста, обязательно позвони нам.

Отец отдал ей сумки, обнял ее за плечи, и они не спеша поцеловались. Уит завел двигатель, высунул руку в окно и похлопал по борту машины, как по крупу лошади. Я увидел группу членов клуба «Леварт», человек десять, в широких шляпах и рубашках с закатанными рукавами. Они стояли у входа на регистрацию.

Когда я сел в машину, мама придержала дверцу и сказала:

— Веди себя там хорошо.

— Да что там может случиться, в Мичигане? — пожал я плечами. — Может, Поуп построит такую модель корабля, что нас всех арестуют?

— Не давай папе ссориться с дедушкой.

— Постараюсь. Да и Уит не даст им разогреться.

Сидевший за рулем Уит улыбнулся и утвердительно кивнул.

Мама поцеловала меня в лоб и захлопнула дверцу машины. Потом помахала Уиту, он коротко просигналил в ответ, и она направилась к своим попутчикам. Нервная женщина из клуба, часто бывавшая у нас в доме, раздавала участникам поездки украшенные печатью «Леварта» папки с какими-то дополнительными документами. На фоне бледно-голубого неба резко выделялся силуэт пальмы.

Поуп Нельсон был вдовцом. Он жил в старом кирпичном доме на берегу озера Мичиган. Это был типичный деревенский житель — упрямый, всегда стоявший на своем; если он шел по оживленной улице, то никогда не уступал дорогу встречным пешеходам. Походка его больше походила на строевой шаг. Дважды в неделю он обедал в кафе со своим приятелем — начальником местной пожарной команды. По вечерам, придя домой, Поуп выворачивал карманы и складывал всю мелочь в стоявшую на телевизоре банку с завинчивающейся крышкой. Звоном этих монет завершался его день.

То, что мой отец был сыном этого человека, удивляло меня неимоверно. Отец — худой, костлявый и высокого роста. Поуп — приземистый старик с коротко подстриженными волосами, красным носом и пузом, которое выпирало из державшихся на подтяжках джинсов. Отец варил свои собственные, особенные сорта портеров и янтарных элей. Поуп хлестал «Миллер» и «Будвайзер». Отец не верил в Бога. Поуп был скорее религиозен, ну по крайней мере, он боялся Божьего гнева. Казалось, что у сына нет ничего общего с отцом, и оставалось только диву даваться, как у бывшего морского офицера, который легко находил общий язык с работниками бензозаправок и заигрывал с симпатичными продавщицами в универмаге, мог вырасти такой неловкий и замкнутый сын-ученый.

У моего отца было еще трое братьев, все старше его. Они жили в Калифорнии и Нью-Джерси, и я встречал их всего несколько раз на семейных встречах и свадьбах. Они походили на лесорубов: мне запомнились грубые шутки и крепкие рукопожатия. Жены их отличались полнотой и отменным здоровьем. Один брат работал биржевым маклером, второй был летчиком, третий — полицейским. Моего отца они звали Сэмми. Я думаю, что постоянная бравада старших братьев и Поупа заставила моего отца в детстве замкнуться в себе. Он рос тихим, скрытным ребенком и к тому же страдал астмой. Бабушка, насколько я знаю, была очень верующей, но при этом имела ясный и живой ум. Когда она умерла, мой отец еще только учился в начальной школе. После ее смерти в доме вдруг не оказалось ни женщины, ни хоть одного рассудительного человека. Я живо представлял себе отца — худенького мальчика, который сидит, запершись у себя в комнате, и колдует над химическими приборами и увеличительными стеклами. И это в доме, где из приборов хранились только удочки с искусственной мухой вместо наживки да гоночные лыжи.