Рязанов Михайлович - Наказание свободой

Об Интеллигенте я кое-что слышал ещё в двести одиннадцатом, но меня его воровские «подвиги» мало интересовали. Они ничем не отличались от других хвастливых, лживых и глупых придумок, восхвалявших блатной (воровской) образ жизни. Поэтому я не стану ничего пересказывать. Сейчас для меня стало очевидным, что даже среди воров-«законников» Коля занимает особое место. Хотя все они вроде бы в правах равны.

Приглядевшись, Коля решил познакомиться со мной. Какой-то шустрый паренёк сообщил мне походя:

— Тебя Интеллигент зовёт.

Если вор зовёт — следует идти.

Коля занимал самый что ни на есть «центровой» угол. Его спальное место отличалось опрятностью. Да и перина выглядела не тоньше ещё двух-трёх, принадлежали они самым «авторитетным» уркам. Воры вообще-то гнездятся «семьями» по несколько человек. Коля жил один. Талантливый картёжник, он играл очень корректно, хладнокровно и всегда выигрывал. Даже кем-то, не им, краплёными [126] Краплёные карты — меченые. Даже лишь по «заточке» карт опытный «катала» может распознать все до единой карты колоды. картами. А я его видел неутомимо прогуливающимся, беседующим с попутчиками. И честно признаться, завидовал ему, его независимости. Блатари обычно подчёркивали свои превосходство «авторитета», а Коля не делал из своего предмета исключительности и этим отличался от других. Мне его даже сравнить не с кем. В парашах [127] Параша — одно из значений этого слова — легенда, ложный слух, недостоверные сведения, враньё (тюремно-лагерная феня). о нём утверждалось, что Коля не курит, не употребляет алкоголя и наркотиков — редчайший случай! — но обожает «шикарно жить».

Пока я пробирался к Коле, заметил, что уже в нескольких местах дымят табаком. А ведь перед самым обедом я слышал, как «бурильщики» кляли за забвение своего долга воров, оставшихся верховодить в зоне. Курево кончилось у всех, и камерники подходили к столу, высыпали и вытряхивали на него всё, что у кого застряло в карманах и кисетах, чтобы скинуться на «общую» цигарку. И насобирали. Даже на две. И смалили все в очередь, по одной затяжке, передавая окурок из рук в руки.

Все с нетерпением и даже с негодованием ждали «коня». И вот он прискакал, этот «конь». Мне казалось, что видел подробно, как раздавали пищу, однако не заметил, когда баландёр (не «бурильщик», а из лагерной обслуги зек) сумел под рентгеновским взглядом надзирателя передать в камеру табак. А может быть, и ещё кое-что. Ну и артисты-иллюзионисты!

Предстоящий разговор с Интеллигентом не взволновал — мне нечего было опасаться. Дело в том, что именно Коля, по слухам, разоблачил («расколол») двух агентов-зеков, работавших на лагерное начальство и лично на «кума». Участь их оказалась печальной. Легенда гласила, что после «собеседования» Коля мог авторитетно заявить, «честный человек» его собеседник или «сука». Я понял так, что Интеллигент возглавлял как бы местную воровскую ЧК. За эту контрразведывательную деятельность Колю якобы и запечатали в БУР — на год. Вот что я знал о Коле Интеллигенте, когда шёл к нему по вызову.

Было мне известно и то, что в подобных случаях, когда блатные выясняют, кто ты есть, лучше не темнить. Неискренность может не только поставить тебя под подозрение, но и сделать виноватым в том, о чём ты и представления не имеешь. Поэтому на вопросы Коли, кстати очень вежливые и доброжелательно произносимые, я отвечал честно. И даже позволил себе лишнее, признавшись, что далёк от блатных интересов, не связан с ворами, не помогаю им и не сочувствую, потому что по сути своей работяга, мужик, фраер. То есть сочувствую, конечно, но так же, как и другим, ведь все мы люди. Разумеется, выгоднее для себя было бы прикинуться сочувствующим преступному миру, но я рискнул сказать правду, чтобы отсечь всякие притязания блатных.

Подробно расспросил он и о моём пребывании в «стакане», поинтересовался, что произошло с кулаками, почему в кровавых коростах.

— Больно?

— Больно. Когда на них ногами наступают — ещё больней… Вон тот молодяк с фиксой.

— Это он невзначай, — вежливо солгал Коля.

— Нарочно, — возразил я. — Он ещё и пинает меня, когда мимо проходит. Надзиратель ваш, буровский, длинный такой, тоже сапогом меня подталкивал, попинывал, когда я встать не мог после «стакана»…

Коля перебил мои мемуары вопросом — ему явно не понравилось сравнение поступков блатного и надзирателя.

Разговор наш на том, наверное, и завершился бы, если б не вопрос о логике.

— У вас имеется какая-то книга? Я слышал — по науке. Уважаю науку. Без неё мы, как при царизме, жили бы в лесу и молились колесу.

Я разъяснил, что у меня за книга. Логика — наука древняя, тысячелетняя.

— Могли бы вы дать мне её под честное слово. До первого требования.

Редко кому доверял я учебник логики, своё единственное сокровище, с помощью которого надеялся понять, осмыслить окружающий мир и, конечно же, людей. Не без колебаний согласился. А когда сходил к чемодану и передал книгу Коле, наш разговор продолжился — уже о художественной литературе. Бесспорно, он читал те немногие, правда, книги, которые упоминал и о которых мы обменялись мнениями. Я заметил, что блатные не любят читать, охотнее слушают и пересказывают слышанное. Коля, видимо, и в этом представлял исключение. Я ему похвастался своей домашней библиотечкой, которую начал собирать лет с двенадцати, добывая деньги на приобретение книг сдачей металлолома, бутылок, разведением кроликов. Не пренебрегал и работу какую-нибудь за плату выполнить — дров наколоть, картошку в огороде выкопать… Книги все были очень интересными, я их любил, соскучился по ним, поэтому наша беседа получилась душевной. Давно радость не посещала меня, а тут — явилась…

Я не успел даже упомянуть о многих своих книжных сокровищах, когда с объекта вернулась бригада «Ух!». У Лёхи был торжествующий вид. Вася, скорчив ещё более дурацкую мину, подначил Обезьяну:

— Сколь процентов дал родине, стахановец ёбнутый?

— Как всегда, Сифилитик: ноль целых, хуй десятых, — ответил довольно Лёха. — Я им, краснопузым, наработаю, построю каналов и трасс для коммунизма — заебутся считать.

А Вася заголосил фальшиво и сипло:

И сбацал коленце.

— Обезьяна чеканутый, — с восторгом поведал один из вернувшихся с объекта, — взял, падла, и черенки от лопат спалил. Начальник нас хотел за это всех на попа поставить. А Лёха — лыбится, чебурдеец. Весело ему…

— А мне ебать его во все дыры, начальника твоего. Это он тебе, хуесосу, начальник, а мне — хуй собачий.

— Бля буду, чеканутый… Из-за тебя всё могло мохнаткой [128] Мохнатка — одно из названий женского полового органа (феня). накрыться…