Рязанов Михайлович - Ледолом

Впрочем, однажды от тёти Пани я услышал загадочную фразу. Она, поглаживая Генку ладонью по русой голове, ласково произнесла:

— Младший сыночек у меня умничка, другой породы. Не то что этот дебил.

Вовка моментально заревел горючими слезами.

И вот сейчас они толклись возле дяди Вани. Что он делал? Он побирался! Похабно перевирая тексты известных и любимых народом песен. Так звучал один куплет в его исполнении:

Мне было известно, что сульфидин — лекарство от дурной болезни, называемой в народе триппером, и я страшно боялся заразиться им. Мне не нравилась исковерканная Сапожковым песня «Тёмная ночь», которую я очень любил и часто напевал про себя так, как написал её поэт Сурков.

В нетрезвом виде Иван иногда затевал скандалы в зале или возле пивной. Дрался Сапожков отчаянно. Это он здорово умел, я сам раз видел. Почему он так злобничал? Словно мстил встречным, вымещал на них свою неиссякаемую обиду. Но его всё-таки побили. Их было больше, с кем он связался, — четверо или пятеро. Однако они отступили. Не выдержали бешеного напора.

На следующее утро с «фонарями» под глазами и опухшим носом он снова оказался на «боевом посту». Пел. Играл на гармошке. Пил. Нищенствовал. Мелочь — Генке.

Вовка с Генкой крутились вокруг него. Чтобы защитить, если на отца посмеют опять напасть по пьянке.

Иван не мог остановиться. На пропой пошло всё. Он ухитрялся даже продавать хлебные и продуктовые карточки, оставляя семью на произвол судьбы. Вовка и Генка словно перестали для родителей существовать. Теперь все существовали сами по себе. Пацаны попрошайничали. Тётя Паня пила брагу у сестры. Возможно, она припрятала кое-что из «трофейного» на чёрный день. А Иван, охмелев, оставался на ночь в канаве.

Тётя Паня спрашивала утром или днём, когда Иван появлялся в полуподвале, где он был, муж отвечал коротко:

— Там меня уже нет.

Не берусь пересказывать скандалы, происходившие между супругами перед неотвратимыми трагедиями, — о них я узнавал от Генки, который попутно просил что-нибудь «пожрать». И для Вовки тоже.

Кое-что из съестного мне иногда удавалось для них раздобыть — они терпеливо ждали. Но не всегда мне фартило для них тайком утащить, даже варёной картошки в «мундире», — мама часто варила её впрок, но в последнее время приглядывалась.

Надвигалась осень. Иван всё чаще не ночевал дома. Обычно валялся в канаве напротив входа в пивнушку. Собирал вокруг рыбные головки и кости воблы, обсасывал.

— Папа, идём домой! — умолял Генка. Вовка тупо глядел на пьяного отца. Или тоже жевал огрызки.

— Вы! Шмакадявки! [467] Шмакадявка — уничижительное название — мелкота. Оскорбление (феня). Што вы понимаете в рыбных головках? Эт-та пища богов!

И прогонял:

— Бегите к матери! А то отлуплю.

Эту агонию довелось наблюдать и мне. Но не догадывался, чем всё это закончится. Ну продолжается и продолжается.

Я заметил: в недопитое пиво, оставшееся в чужих кружках, Сапожков доливал голубоватую светлую жидкость. И тут же валился наземь.

Однажды Иван появился в пивной и надрызгался до беспамятства. При этом гармошка, всегда висевшая на плече его, отсутствовала.

Кое-как Вовке с Генкой удалось притащить отца к себе. Я им помогал.

— Где гармонь? — накинулась на мужа тётя Паня.

— С-пи-з-ди-ли, — промямлил Иван и, уткнувшись лицом в колени, сидя на корточках (заметил, у многих пацанов, особенно оттянувших срок наказания или побывавших в тюрьме, осталась привычка сидеть в такой позе), вдруг зарыдал. Я впервые увидел плачущего Ивана Ильича. Не знаю, почему он разнервничался, то ли сыновей и жену своих стало жаль. То ли непутёвую жизнь свою. То ли украденную гармошку…

Я долго смотрел, как он обливается слезами, содрогаясь всем телом. Вовка ревел ему в унисон.

И опять, в который раз, я осознал ясно своё бессилие чем-либо пособить этим людям.

— Всё, всё, — отрывисто произносил он.

— Што «всё»? — зло спросила тётя Паня. — Ты што делаешь, сволочь? Ты нам всем жизь испортил! Дети с голодухи подыхают из-за твоей пьянки!

— Всё… — повторял дядя Ваня, закрыв глаза, как он это делал, играя на гармошке.

И вдруг отчётливо произнёс фразу:

— Все пиздой накрылось. [468] Это матерное выражение означает «конец всему» (феня).

И свалился на спину, ударившись затылком о бетонный замусоренный пол. И затих.

— Давайте ево на кровать затолкаем, — тонким голоском пропищал Генка. И мы втроём, кажилясь, затаскивали дядю Ваню на постель — руку, ногу, но всего поднять не могли.

— Чтоб ты сдох, скотина! — злобно напутствовала супруга тётя Паня. Она явно находилась в «поддатии». Только некоторое время спустя я подумал: на какие же деньги она пьёт? Гитару, что ли, продала? Нет, новый инструмент, подарок Ивана, висит на своём месте под неестественно красивым портретом той, которая словно выстрелила страшными словами в своего мужа.

— Пошёл домой, — сказал я, ступив на бетонную ступеньку, и отворил тяжёлую дверь, но без врезного замка — дядя Ваня, наверное, на базар унёс, продал на пропой. Или пацаны без него. Чего сторожить? Из всего осталась лишь гитара.

Утром следующего дня, шагая по опавшей с поредевших крон тополей листве, я с удивлением увидел Ивана Ильича сидящим на краю канавы. Он понуро уставился на раскрытую пилотку, лежащую на тротуаре. Заметил и то, на что вчера не обратил внимания: на груди его гимнастерки лишь темнели как бы тени медалей, что недавно блестели, весело позвякивая.

Как-то один из собутыльников не без иронии спросил Сапожкова:

— Что ж ты, солдат, одних медяков насобирал? Ни одного орденишка не заслужил? В штабе на побегушках кантовался?

Дядя Ваня ответил зло:

— Ты, видать, тыловая крыса, и не знаешь, что полагалось Ваньке за атаку, — хуй в сраку, а Машке за пизду — Красную Звезду. А мой кажный пятак моей кровию полит. Понял, сука?

И дал «юмористу» в морду. Началась потасовка. Дядя Ваня, отскочив в сторону с пьяной удалью, ухватившись ладонью за правый карман галифе, скомандовал:

— Кто хотит девять грам меж рог получить — шаг вперёд! Куда, гадёныш, притырился?

Охотников обрести обещанное не нашлось, и остряк-самоучка юркнул в дверной проём пивной.

Дядя Ваня спокойно допил из чьей-то кружки и, шатаясь, поплёлся домой.

Я после спросил Генку:

— Неужели отец застрелил бы человека? Он что, с «дурой» [469] Дура — наган или пистолет (феня). ходит?

— Да он фраера на понт [470] Понт — обман (феня). взял. Фраерюга и обхезался! [471] Обхезаться — обделаться по-большому (феня). У папани тама подсигар трофейный был. Пропыжил [472] Пропыжить — пропить (одно из значений этого слова), растранжирить (феня). он ево, на прошлой пятидневке.