Эрик Сигал - Исцеляющая любовь

И большинство еще далеко не было готово к самостоятельной практике, поскольку окончание интернатуры чаще всего означает лишь начало новой учебы.

Подлинная специализация требует углубленных познаний в конкретном разделе медицины. Таком, как анестезия или фармакология. Или углубленного изучения конкретного органа, части или ткани организма — глаз, сердца, брюшной полости, крови и так далее. Или конкретной техники воздействия, например хирургии. Или даже одной загадки (хотя некоторые категорически отрицают ее связь с наукой) — загадки мозга, над которой бьется психиатрия.

Итак, Барни Ливингстон, доктор медицины, завершив полный курс интернатуры и желая посвятить себя психоанализу, должен был три года отработать ординатором в психиатрической больнице, где мог остаться еще на год — по желанию.

И если он хотел стать полноправным работником какого бы то ни было психиатрического учреждения, ему надлежало предоставить какому-нибудь уважаемому специалисту свою голову для «вправки мозгов». Предполагалось, что эта процедура позволит ему лучше познать собственное бессознательное, а соответственно — более успешно помогать будущим клиентам управляться со своим.

Итак, если даже предположить, что он пройдет этот путь без задержек, ему понадобится еще лет шесть или семь. К самостоятельной практике Барни сможет приступить не ранее 1970 года, когда ему стукнет уже тридцать три. Иными словами, он окажется начинающим специалистом в то время, когда люди других специальностей уже лет десять как будут прочно стоять на ногах и, кстати, прилично зарабатывать. Хорошим примером служил его брат Уоррен, которому предстояло как раз в 1970 году получить диплом юриста.

Прибавьте к этому весьма высокую вероятность отправки в армию.

И при всем том Барни предстоял еще не самый долгий путь. Те, кто хотел идти в хирургию, например Беннет, приглашенный продолжить стажировку в базовых клиниках Йельского университета, или Грета, перебравшаяся в Вашингтон, должны были после получения диплома отучиться не меньше пяти лет. Год — интерном, два — помощником ординатора, год — первым помощником и, наконец, если к тому моменту человек еще не сдался или не впал в слабоумие, еще год — старшим ординатором. А тех, кто избрал более узкую специальность — скажем, детскую хирургию, ожидали еще и дополнительные годы учебы.

Врачей часто обвиняют в черствости, корысти, самовлюбленности. Тогда они напоминают, что пожертвовали медицине молодостью, положив на алтарь профессии лучшие годы жизни — между двадцатью и тридцатью, — чтобы впоследствии служить ближним своим.

И при этом вынесли тяжкие лишения. Мало кто из врачей может похвастать тем, что за все время профессиональной подготовки имел возможность нормально спать хотя бы десять ночей подряд. Многие принесли в жертву семейную жизнь и лишили себя невосполнимой радости видеть, как растут твои дети.

И поэтому когда они говорят, что должны иметь некую компенсацию — в форме денег, почета и социального статуса, — то их претензии не лишены оснований.

Кроме того, как свидетельствует безрадостная статистика, врач зачастую страдает больше любого больного. Ибо никто не в силах склеить разбитый брак или восполнить детям недостаток внимания со стороны отца.

Семья Кеннеди понесла в тот год не одну утрату. Своего отца на два с половиной месяца опередил маленький Патрик, родившийся недоношенным и с респираторным дистресс-синдромом (РДС). Его легкие раздувались, но не удерживали воздух.

Когда ребенка президента привезли в клинику, Лора была на работе. Хотя ее непосредственного участия не требовалось, она не ушла домой по окончании смены, поддавшись порыву, охватившему весь персонал.

Она была на ногах уже двое суток, когда пресс-секретарь Белого дома Пьер Сэлинджер, с трудом сдерживая слезы, объявил, что «Патрик Бувье Кеннеди скончался сегодня в 4.04 утра. Усилия по поддержанию дыхания младенца оказались чрезмерной нагрузкой для его сердца».

Лора разделяла скорбь и сознание собственного бессилия, овладевшие ее коллегами. Горе, казалось, витает в больничных коридорах.

Когда Кэтлин и Морт Пейли принесли своего полугодовалого мальчика, чтобы ему сделали пластическую операцию на губе (нёбо должны были оперировать попозже), Лора стояла в операционной рядом с хирургом. Она неотрывно следила, как Федорко исправляет ребенку «заячью губу», а в довершение почти микроскопическими нейлоновыми швами стягивает наружный слой кожи. Дефект в результате был устранен почти полностью.

Супруги Пейли были в восторге. Через три дня Кэтлин уже укутывала малыша перед отъездом домой, а Морт взволнованно говорил Лоре:

— Доктор Кастельяно, все прошло в точности как вы обещали. Мы вам так признательны — все трое!

Прощаясь, Лора подумала: «Вот ради таких слов большинство из нас и идут в медицину!»

Домой с дежурства Лора возвращалась как сомнамбула. Бодрствовавшая часть ее мозга напоминала ей, что надо бы что-нибудь съесть, чтобы организм мог нормально функционировать.

Она открыла холодильник, достала два стаканчика йогурта и молча села за стол, насильно впихивая в себя еду. У нее даже не было сил открыть лежащую рядом газету. Она потянулась к небольшой пачке писем (главным образом счетам) и стала их равнодушно перебирать. Ничего заслуживающего немедленного внимания не было, если не считать конверта с адресом «Медицинский центр Джорджтаун, Вашингтон, округ Колумбия». Лора взяла нож и четким движением хирурга вскрыла письмо.

Дорогая Лора!

У меня потрясающая новость! Вчера я наконец-то собственноручно делала операцию. Ничего особенного — обычный аппендицит, но больную девицу 18 лет от роду больше всего беспокоило, сможет ли она снова надеть бикини. Ну, я-то уже успела набить руку (главным образом на апельсинах и персиках), так что, когда шеф неожиданно повернулся и передал мне скальпель, он не застал меня врасплох.

В моем лечении тоже, кажется, замечается прогресс. Энди говорит, что в тот или иной период практически каждый студент-медик нуждается в психиатрической помощи. Он рассказал мне об одном исследовании, проведенном Фондом Маркла несколько лет назад, и я пошла в библиотеку о нем почитать. Ты не поверишь: из 219 тысяч американских врачей женщин только 11 тысяч!

И что меня действительно потрясло — что разводы у женщин-врачей случаются в пять (!) раз чаще, чем у мужчин. Да и тем на этом фронте похвастать особо нечем. Даже такой отличный парень, как Энди, живет с какой-то мымрой.

Через три минуты мне заступать, а я еще в одном белье. Так что побегу одеваться.

Пожалуйста, напиши, как у тебя дела.

Лора улыбнулась. Грета не изменилась — любой разговор заканчивается «ближе к телу». Интересно, когда этот ее психотерапевт займется этим вопросом?