Джумпа Лахири - Тезка

Но наряду с домашним у каждого бенгальца есть официальное имя, бхалонам , им он пользуется в отношениях с внешним миром. Таким именем подписывают письма, оно значится в дипломах и сертификатах, в телефонных справочниках, на почтовых ящиках и так далее. Так, на конверте мама Ашимы выводит «Ашиме Гангули», а в письме обращается к дочери «Мону». Официальные имена должны обозначать высокие, благородные качества их носителя. «Ашима», например, означает «беспредельная, не знающая границ». «Ашок» — имя повелителя, того, «кто поднимается над горем и бедствиями». Ласкательные, домашние имена подобных значений не имеют, они нигде не регистрируются, употребляются только в устной речи. Они могут быть бессмысленными, глупыми, насмешливыми, звукоподражательными. Случается, что у малыша несколько прозвищ, и лишь с течением времени одно из них становится его домашним именем.

Вот и сейчас, когда новорожденный открывает глаза и, сморщив розовое личико, по-стариковски брезгливо разглядывает маленький круг собравшихся вокруг него обожателей, мистер Нанди, рассмеявшись, называет его «Буро», что означает на бенгальском «старичок».

— Значит, вы назвали его Буро? — весело восклицает Пэтти, внося в палату поднос с неизменным цыпленком.

Ашок поднимает крышку блюда и в два приема поглощает цыпленка. Это никого не удивляет, все сестры в отделении уже знают, что Ашима не ест ничего, кроме желе и мороженого, ее даже прозвали «желейная леди».

— Нет, — объясняет Ашима, — мы еще не выбрали имя. Его должна выбрать моя бабушка.

— Вот так? — Пэтти одобрительно кивает головой. — А она скоро сюда приедет?

Ашима не в состоянии представить себе, как ее дряхлая бабушка, рожденная еще в прошлом веке, иссохшая, сморщенная старуха, неизменно закутанная в белые вдовьи одежды, бронирует билет на самолет и летит в Кембридж. Какой бы любимой и желанной она ни была, сама мысль о ее появлении здесь кажется Ашиме абсурдной.

— О нет, она не приедет, — объясняет она. — Мы ждем ее письма.

Вечером Ашок еще раз проверяет почтовый ящик, но письма по-прежнему нет. Не приходит оно и на следующий день. Так проходит три дня. Сестры обучают Ашиму пеленать младенца, обрабатывать ему пупок. Она принимает горячие ванны с морской солью, чтобы уменьшить отеки и синяки, ускорить заживление внутренних швов. Она получает список детских врачей и множество брошюр о пользе грудного вскармливания, о прививках, о разных видах пеленания, о детских шампунях, кремах и присыпках. Четвертый день приносит и хорошие, и плохие новости. Хорошие новости состоят в том, что Ашиму с младенцем завтра выпишут домой. А плохие приносит мистер Уилкокс, заведующий регистрационным отделением больницы, — он сообщает, что они должны выбрать младенцу имя. Оказывается, в Америке ребенка нельзя выписать из больницы без свидетельства о рождении. А в свидетельстве должно быть проставлено имя.

— Но, сэр, поймите, — выговаривает Ашима дрожащим голосом. — Мы не можем назвать его сами!

Мистер Уилкокс, сухонький, лысый и неулыбчивый, оглядывает обескураженных родителей:

— А почему, собственно, нет?

— Мы ждем письма, — говорит Ашок и описывает ему ситуацию.

— Понимаю, — говорит мистер Уилкокс. — Это весьма прискорбно. Боюсь, что в вашем случае единственной альтернативой будет записать в свидетельстве о рождении «мальчик Гангули». Конечно, потом, когда вы выберете имя сыну, придется его исправить.

Ашима вопросительно глядит на Ашока:

— Ну что? Так и поступим?

— Я бы не советовал, — вмешивается мистер Уилкокс. — Вам придется подавать петицию в суд, а потом платить штраф. К тому же это займет немало времени.

— Ну и ну, — бормочет Ашок.

Мистер Уилкокс качает головой, жует губами.

— А что, у вас нет никаких запасных вариантов? — спрашивает он.

Ашима недоуменно поднимает глаза.

— А что это значит — «запасные варианты»?

— Ну, какое-нибудь имя на случай, если вам не понравится то, что выбрала ваша бабушка.

Ашима и Ашок отрицательно качают головами. Оспорить бабушкин выбор — такое просто немыслимо, это означало бы недопустимое неуважение к старости.

— Вы можете назвать его своим именем или в честь какого-нибудь родственника, — предлагает мистер Уилкокс и сообщает, что его полное имя Ховард Уилкокс Третий. — Это прекрасная традиция. Ей следовали как английские, так и французские короли.

«Да как же это возможно», — думают Ашок и Ашима. В бенгальских семьях не существует традиции давать детям имена родителей, дедушек, бабушек или других родственников. Может быть, в Европе и Америке это и считается признаком уважения к старшему поколению, но у них на родине таких родителей попросту засмеют. Бенгальские имена священны, неприкосновенны. Их нельзя завещать, и делиться ими тоже не положено.

— Или, может быть, вы назовете его в честь кого-нибудь еще? Например, человека, которым вы восхищаетесь? — с надеждой спрашивает мистер Уилкокс. Его брови поднимаются домиком. Он вздыхает. — Подумайте, а я вернусь через пару часов. — Мельком взглянув на часы, он выходит из комнаты.

Дверь закрывается, а по телу Ашока пробегает дрожь — внезапно ему на ум приходит идеальное домашнее имя для сына. В памяти всплывает скомканная страница книги, резкий света фонаря, бьющий в глаза. Но впервые в жизни это воспоминание вызывает у него не ужас, а благодарность.

— Привет, Гоголь, — шепчет он, наклоняясь над кроваткой сына. — Гоголь, — повторяет он с удовлетворением.

Глаза младенца открываются, он поворачивает к отцу голову с выражением крайнего негодования и широко зевает.

Ашима одобряет выбранное мужем имя, ей известно, какую роль оно сыграло в жизни Ашока. Она все знает об аварии, в первый раз она выслушала рассказ мужа с вежливым вниманием, но сейчас кровь стынет в ее жилах, когда она думает о том, что ему пришлось пережить. До сих пор она просыпается по ночам от сдавленных криков мужа, до сих пор чувствует, как цепенеет его тело в метро, когда стук колес начинает складываться в слышный только ему мотив ужаса. Сама она никогда не читала Гоголя, но в своем сознании ставит его рядом с Теннисоном и Вордсвортом. К тому же это только домашнее имя, и его можно не принимать всерьез, оно нужно для того, чтобы их отпустили из больницы домой. Когда возвращается мистер Уилкокс, Ашок по слогам диктует ему имя. И вот — Гоголь Гангули зарегистрирован.

— До свидания, Гоголь, — говорит Пэтти, она осторожно целует маленькую ручку и, повернувшись к Ашиме, одетой в порядком измявшееся шелковое сари, добавляет: — Удачи!

Они выходят на раскаленную улицу. Первую фотографию счастливого семейства делает доктор Гупта — он слегка передержал ее в проявителе, но лица вполне узнаваемы. Гоголя, правда, не видно в ворохе пеленок, он спит на руках усталой матери. Похудевшая и осунувшаяся Ашима стоит на ступеньках больницы, глядя прямо в камеру, щурясь на яркое солнце. Рядом чуть исподлобья улыбается ее муж с чемоданом в руках. Позже он напишет на обороте фотографии: «Гоголь выходит в мир».