Эльмира Нетесова - Запоздалая оттепель, Кэрны

Кэрны помчалась, увлекая волчат, поближе к жилью человека Может, стая не станет догонять? Хорошо бы… Но стая не умеет останавливаться на полпути. И полукровка, забыв о недавних песнях, неслась, опережая собственное дыхание, слыша, что волчата бегут рядом, не отставая, а стая несется следом.

Полукровка уже догадалась, что в стае нет старых и увечных. Слышала, как ровно бегут волки, как легки и сильны их лапы. Но и от них могла бы уйти Кэрны, если бы не волчата, которые были еще не так выносливы. А стая уже нагоняла. Вот она начала окружать, брать в кольцо полукровок. У Кэрны даже дыхание сбилось. Она знала: схватки не миновать. А до избы хозяина уже совсем близко! Но он спит… Человек и волк еще тем разные, что охотятся не в одно время. Кэрны впервые с сожалением вспомнила об этом…

Вот и изба показалась. Стая чуть опешила. Испугалась и Кэрны: если ей и волчатам удастся выжить, то даже один уцелевший волк приведет сюда новую стаю. Логово своры и человека здесь, в тундре, — хорошая приманка. Значит, нельзя дать уйти, нельзя выпустить живым ни одного, иначе не миновать новых набегов: ни одной спокойной ночи не подарит тундра. Волчицы не столь опасны — ни одна стая не пойдет за ними. Но волки… Кэрны сжалась в комок. Пропустив вперед волчат, резко, в прыжке повернулась и впилась клыками в шею набежавшего вожака. Тот перевернулся, тряхнул башкой. Кэрны перехватила ему глотку и… тут же отпрянула. Кто-то успел полоснуть ее по боку клыками, дав вожаку передышку и возможность встать на лапы. Полукровка увидела перед собой волчицу. Схватила ту за бок. Тряхнула. Выпустила. Не сдохнет, но все равно сейчас не сможет драться. А тут — укус. За лапу. Полукровка взвизгнула. Разъяренный вожак уже опрокинул ее на снег. Кэрны задние лапы подняла, подтянула их. Передними уперлась в морду. Рывок! И вожак с распоротым брюхом покатился по снегу…

Полукровка вскочила — удивленно уставилась на своих волчат. Вот это да! Они дрались так, словно выросли в стае. Оказывается, они не умели убивать, пока их не кусали. А тут само собой все произошло. Будто все время жили в тундре. Нет, та и впрямь щедро наделила их всем…

Полукровка впервые увидела в каждом из них — белолобого, вожака. Только он умел так коротко и зло расправляться с волками. Его захваты, его рывки, его сила! Для первой схватки — совсем неплохо! Вон как сократили стаю, опешившую от потери вожака. Нельзя давать опомниться… Кэрны нагнала убегавшего волка, перекусила заднюю лапу, рванула, подсекая, вторую. И, повалившегося, разодрала без труда. Еще волчица! Ее — за бок и об корягу. Прийти в себя — не дала… А эта — опять? Волчица! Да такая матерая! Та, что помогала вожаку. Вон и бок прокушенный… Но почему она вдруг остановилась? Нет, драться не собирается. Но Кэрны все равно не даст ей уйти! Полукровка ощетинилась, начала подходить. И когда до матерой оставался один прыжок, из-за кустов выскочили волчата-полукровки. Подбежали к Кэрны. От них пахло волчьей кровью, потом… Все четверо еще не остыли от схватки. Не успев зализать укусы, спешили помочь матери. А тут… Матерая волчица, подогнув лапы, миролюбиво подошла к волчатам. Нюхала их бока и морды. Лизнула одного. Тот отскочил. Ни Кэрны, ни ее волчата не знали, что вот так внезапно встретились они с матерью белолобого. Но кидаться на ту, которая не собиралась нападать или защищаться, полукровки не могли. И мать белолобого, единственная чудом уцелевшая из всей стаи, понуро смотрела на волчат, на их белые пятна на лбу. Вспоминала своего волчонка. Меченного ее бедой… С той поры она не приносила потомства. Не искала себе друга в стае. Ведь того, ее пса, порвали в тундре волки. А она помнила его. Волчицу не радовала зима — время свадеб. Мать белолобого и в стаях оставалась одинокой. Собака — не пара волку, но и волк — не чета псу… И подходивших к ней волков отталкивала, отгоняла, отпугивала, а иногда и разрывала волчица. Почему? Да она и сама не могла понять. Или не хотела…

Волчата недоуменно смотрели на мать белолобого. А та не торопилась уходить. Странно, но и от этих, еще молодых волков, пахнет так же, как и от того пса. Пахнет человеком. Но и он не сумел сберечь от стаи отца белолобого. А этих… в драке и она могла нечаянно погубить. Волчица тихо пошла прочь от полукровок. Знала: они не нападут сзади. И вскоре скрылась за кустами и кочками, оставив за собой петляющий, как волчьи судьбы, след на первом снегу…

Кэрны еще раз подумала: лишь волк смог бы привести сюда стаю. Волчица — нет. На месть у них слабая память. Ушедшая от беды волчица не возвращается на опасное место… И полукровка вместе с волчатами спокойно побежала к избе. Ни ей, ни им не хотелось больше в тундру. Их первая песня на первом снегу могла стать и последней.

Утром человек, едва вышел из избы, увидел следы ночного побоища. Снимая шкуры с убитых волков, все нахваливал полукровок. Он не знал, что убежавший в тундру след оставила волчица, какая никогда сюда не вернется…

Пока не выпадет в тундре новый, постоянный снег, сюда, в избу, не стоит наведываться — решил человек. Лучше приехать после хорошей пурги…

Упряжка вскоре тронулась в путь. Собаки зло порыкивали на волчьи шкуры, какими были загружены нарты. Полукровка бежала следом и радовалась: впервые, без постромков и лямок, бегут впереди собак ее волчата. Снял с них ошейники человек. Что-то по-своему понял… И волчата, прокладывая путь нартам, бежали, будто оберегая ездовиков и человека от всяких внезапностей. Спешили домой.

А через пару недель случилось непредвиденное… Охотник увел упряжку далеко от села. В этот раз он не позволил подросшим собачьим щенкам увязаться за нартами, а оставил их сторожить дом в селе. Кэрны, как могла, мешала охотнику. Сдерживала ездовиков. Но человек не понимал. Полукровка чуяла близкую беду и выла на бегу, предупреждая охотника. Но тот не обращал внимания, полагая, что природа волчицы дает о себе знать. Он поторапливал ездовиков. Тревога Кэрны усилилась. Она заскочила вперед и хотела повести ездовиков к дому. Но собаки слушали лишь голос человека, который вел их к черному болоту. Оно замерзало лишь в середине зимы. В этом месте даже волчьи стаи старались не пробегать. Но этого не знал человек, решивший освоить новый охотничий участок. Вот упряжка подкатила к болоту, едва успевшему покрыться постоянным снегом. Место здесь было открытое, доступное всем ветрам. Тут никогда не держалось тепло. А запах болота гнал отсюда даже самых голодных волков. Зато пушного зверя водилось в избытке. Они-то и нужны были охотнику. Он ставил петли и капканы, ловушки. Радовался заранее предстоящей добыче. Он не видел, как портилась погода, как насупилось, посерело небо, как потянулись по болоту первые змеистые извивы снега — вестники надвигающейся пурги. Здесь она не медлила — налетала внезапно.