Дмитрий Добродеев - Путешествие в Тунис

На самом деле все было так: прилетел самолет компании «Люфтганза», Копылов пошел встречать и увидел: худая, высокая шатенка тянет чемодан на колесиках, волосы — мелким бесом, в глазах — спокойная грусть.


— Разрешите представиться — Копылов.


— О, здравствуйте… Хельга Увеман.


Сели в черную «Волгу» и покатили в центр города. Русские поля расстилались вокруг. Избы, леса и нервный парень — Копылов. Это увидела Х. Увеман.

Он видел сдержанную немку, курносый профиль, сеточку вокруг глаз, но больше чуял запах свежести, нездешней парфюмерии — «Уайт лайнен», как сказала она позже.


— Курите?


— Курю.


— Я тоже.


— Вот это, — объяснил Копылов, — надолбы. Ежи, противотанковые укрепления и т. д. Сюда подошли немецкие танки. Открылись люки, и в мощные бинокли они увидели Москву.
 С тех пор прошло 42 года.

— О!
 Eine Scheiss Zeit.


— Я родился позже — в 50-м.

— Мы одногодки? — спросила Хельга.

— Да, кажется. Въезжаем в Москву.


— Как звать отель?


— Гостиница «Академическая».


— До Красной площади далеко?


— Не очень. Позвольте? — Копылов приоткрыл портьеру. Пряный воздух с полей заполнил автомобиль. Оба умолкли.

Наконец, прибыли в гостиницу, оформились, приступили к делам. Программа была насыщенна: ВДНХ, балет, Красная площадь. Посещение научных центров и библиотек, бывших царских угодий. Копылов сопровождал, переводил. По вечерам довозил до отеля и низко кланялся. Так прошло 4 дня.


На пятый день ему показалось, что Хельга как-то странно смотрит.


Они приехали в гостиницу с танцев Моисеева.

— До свидания, — протянул руку Копылов.


— Подождите, — сказала Хельга.

— Давайте, — сказала она после легкой паузы, — поужинаем вместе.


— Давайте, — сказал в растерянности Копылов и начал сочинять спасительную ложь. Было 10 вечера. Жена ждала, а он не привык опаздывать.


В ресторане при гостинице нашлось два места. Вокруг сидели проститутки, арабы, югославы и местная фарца.


— Я угощаю, — сказала немка, — курите.


Наступило странное молчание.


Она дымила, глядя на кончик сигареты, но так, будто немая эта улыбка была обращена к нему. Оба думали о своем.


Стиль этот был непривычен Копылову: сидеть и курить, не глядя на партнера. Но через пять минут он понял — это сближает много больше. Они были заговорщики по молчанию.


Оркестр заиграл. Публика пошла танцевать.


— Я родилась в Хамбурьхе, — сказала Хельга. — Но мои родители родом из Тюрингии. Когда была в школе, умер дедушка, старый нацист. На завещанное купили мне скрипку. Я играла 10 лет.


— Летом 1968-го, — продолжала Хельга, — я не знала, куда пойти учиться. В августе произошли чехословацкие события. И я решила: какая скрипка, если мир идет ко дну? И пошла я на кафедру политэкономии.


— Чехословацкие события? — вздохнул Копылов. — Всю историю происходили чехословацкие события, но никто не бросал свою скрипку.


— Закончила университет в 73-м, вышла замуж, родила дочь. Муж — высокий, красавец, но все вечера сидит в пивной и болтает с друзьями.


— Типичный немец, — хотел сказать Копылов, но сдержался.


— И тогда я решила доказать ему, на что способна. Сама вырастила дочку, защитила диссертацию. Теперь я требую развода.


— Жениться на немке? — подумал Копылов. — Уехать в Гамбург и жить, в ус не дуя? 


— У вас хорошая квартира? — спросил он.


— Три комнаты, балкон. 15 минут до центра на трамвае.


— И сколько получает молодой научный сотрудник?


— Три тысяч марок.


— Очень хорошо.


— Уровень жизни неплохой. Если бы только не нынешняя экономическая рецессия…


— А в церковь вы ходите?


— Нет, я последовательная агностичка. 


— И в переселение душ не верите?


— Я верю лишь в свой экзистенциальный опыт, — отрезала Хельга, — а чего я не знаю, в то не верю.

— Я хотела бы, — попросила Хельга, — посмотреть Красную площадь, несмотря на поздний час.


Москва была пустынна. Подступы к Красной площади — через улицу Куйбышева и ГУМ. Мерцали звезды. Звук шагов.


— Вы ничего не слыхали? — спросила Хельга.


— Чего ж слыхать-то?

На самом деле, он был в курсе. В четверг, 1 сентября, над Южным Сахалином был сбит южнокорейский самолет. 265 пассажиров и экипаж — 29 человек.


Подбит самолет. Декомпрессия в кабине. Громадный «джамбо-джет» идет в пике и погружается в пучину вод. Люди медленно разносятся зелеными пассатами. Холодным курильским течением. На поверхности плавает картонный стаканчик «боинга». — «Конец котенку!» — сплюнул летчик и повел свой МИГ-27 на родную камчатскую базу.


— И какие слухи? — спросила Хельга.


— Самые разнообразные. То ли наш чудак долбанул не думая, то ли ЦРУ подстроило маршрут после долгих раздумий. А скорее всего, оба факта имели место.


— А вы как считаете?


— Я? Я допускаю все.


— Что-что?


— В царстве людей-машин все возможно.


— Машин?
 — Немка задумалась.

Молча дошли они до «Академической», он пожал ей руку и посмотрел, как она впорхнула в клеть. На 13-м этаже зажегся свет. Пошел дождь. Он поднял воротник плаща и стал шагать взад-вперед под дождем на неуютном островке на Октябрьской площади.

Вот так она складывается, горемычная доля. Попытка пробить препон. И человек становится подобен рыбке-шелкоперке, тыкающейся в плотное стекло аквариума.


На другой день Хельга вышла с опухшими глазами. Влюблена, что ли? У него самого засосало под сердцем.


Она молча выпила кофе и спросила:
 «Ты верный муж»?


— О да! Я есть примерный советский семьянин.


И опять она таинственно заулыбалась, глядя на кончик сигареты.

— Мне вчера жена сделала втык, — сказал Копылов.


— O!


— Ты много куришь, как я погляжу?


— М-мм…


— Через час поездка в Загорск.


— Куда?


— Но мы можем изменить маршрут.


С двумя пересадками (спутали станции) они прибыли на Казанский вокзал. Узбеки и русские сидели на мешках.

— За 30-й километр иностранцев не пускают, — сказал Копылов, — но если будут спрашивать, ты изобрази, что ты немая, и на все вопросы робко улыбайся. Не забудь, что немка она и есть «немая».


К счастью, она была скромно одета: джинсы, куртка и сумка через плечо. Влезли в поезд на 42-й километр и были таковы.


В поезде подошла баба:
 «Дайте на прокорм, прости Господи»!


— Мизер рюсс! — прокомментировал Копылов.


Полустанки, желтеющая листва, зачехленные танки и «Жигули» на встречных составах — в общем, доехали.


На станции Дачная подошел мужик:
 «Давайте сложимся на жизнь хорошую»!


— На тебе, выпей, мужик!

Пошли по улице Клары Цеткин.


— Еще одна феминистка! — сказал вслух Копылов.


— Как бы не произошла катастрофа! — подумал он про себя.