Тауфик аль-Хаким - Избранное

Шейх Али увидел, что Мухсин все еще стоит у доски смущенный, но, как всегда, почтительный. Он подумал о хорошей репутации и выдающихся способностях этого мальчика, известных ему с прошлого года, когда Мухсин поступил в школу, и несколько смягчился. Все же он укоризненно сказал:

— Что с тобой случилось сегодня? Ты нездоров?

Мухсин молчал. Он почувствовал, как в нем вспыхнули возмущение и неприязнь к этому старику, понимавшему в любви не больше любого из своих учеников. Мальчику казалось, что сам он проник в мир чувств и постиг всю его красоту, недоступную такому человеку, как шейх Али.

Шейх снова заглянул в журнал, собираясь вызвать другого ученика, но весь класс, набравшись храбрости закричал с необычайным жаром:

— Хотим эту тему! Хотим эту тему! Пусть Мухсин говорит!

Мухсин взглянул на своих одноклассников и понял, как сильно слово «любовь» возбудило любопытство этих ребят, давно жаждавших подобного развлечения. Громче всех кричал его друг Аббас, который, улыбаясь, махал ему рукой, словно он вдруг прозрел и понял состояние товарища. Воодушевление класса ободрило Мухсина, и он решил говорить во что бы то ни стало. Однако по виду шейха Али, этого старого ханбалита [30] Ханбалиты — приверженцы одного из четырех мусульманских правоверных религиозных толков, основанного в VIII в. богословом Ахмедом ибн-Ханбалем. Учение ибн-Ханбаля отличается крайним риторизмом и нетерпимостью. , мальчик понял, что провести его будет трудно.

Тогда у Мухсина мелькнула новая идея, делавшая честь его сообразительности. Он схватил мел и написал под словом «любовь» такие строки:

«Любовь разделяется на три категории: любовь к Аллаху, — велик он и славен! (любовь смиренная), любовь к родителям (любовь кровная) и любовь к красоте (любовь сердечная)».

Весь класс во главе с Аббасом зашумел, прося шейха Али разрешить эту тему, она ведь чисто литературная. Надев очки, шейх повернулся к доске и громко прочел два первых раздела. В его голосе звучало согласие и одобрение. Но, пробежав глазами третий раздел, он огорченно взглянул на Мухсина и произнес:

— Сотри третий пункт.

Мухсин медлил, но, несмотря на все просьбы и мольбы класса, шейх Али не смягчился и остался непреклонным.

Мухсин понял, что от третьего пункта придется отказаться, и начал говорить. Класс слушал его с таким вниманием, какого не проявлял за весь год ни на одном уроке. Стоило Мухсину произнести слово «сердце», как шейх Али начинал брюзжать и ворчать, словно кот при виде мыши, но школьники впитывали каждое слово товарища и не сводили глаз с его губ. Они испытывали такой интерес и удовольствие, словно и вправду внимали чему-то поучительному. Нет! Больше этого! Им казалось, что они слышат из уст Мухсина то, что сами постоянно чувствовали, но не осмеливались высказать. А возможно, они просто не сознавали того, что чувствуют, не догадывались о существовании на свете красоты, не знали, какую роль играет в их жизни сердце.

Мухсин все это понял. Он раньше их разгадал причину их интереса и огромной радости, светившейся в их глазах: он, Мухсин, высказал заветные мысли, скрытые в их сердцах.

Санния и Заннуба стояли у окна гостиной и смотрели на улицу Селяме, поджидая Мухсина из школы. Он должен был прийти прямо к доктору Хильми, чтобы с сегодняшнего дня начать уроки пения. Об этом договорились накануне, и Заннуба заранее пришла к Саннии.

Мухсин запаздывал, и, чтобы как-нибудь убить время, обе женщины украдкой поглядывали на улицу, рассматривая прохожих. Особенно часто обращались их взоры к кофейне Шхаты, находившейся прямо напротив. В этот час она, как всегда, была переполнена. Посетители сидели в самой кофейне и на улице, перед нею. Санния взглянула на стулья и столики, стоявшие на площадке, и прошептала, схватив Заннубу за руку:

— Посмотри, тетя, на этого эфенди с кальяном! Что ему надо? Он не сводит глаз с нашего окна. Погляди, какие у него усы! Он каждую минуту их покручивает с таким потешным видом, что можно умереть со смеху.

Заннуба взглянула и быстро повернулась к Саннии.

— Провались он! — воскликнула она. — Разве ты его не узнала? Это мой двоюродный брат, храни его Аллах!

Санния удивилась и сконфузилась.

— Как тебе не стыдно, тетя! — проговорила она извиняющимся тоном. — Почему ты мне сразу не сказала? Значит, это инженер? — спросила она, помолчав.

— Нет, Сусу, — ответила Заннуба. — Инженер мой родной брат, Абда. А это Селим, полицейский офицер.

Санния снова взглянула на двоюродного брата Заннубы и сказала, чтобы ей польстить и загладить свой промах:

— Знаешь, тетя, по каждому его движению видно, что он важный и почтенный человек! Правда?

Заннуба еще раз посмотрела на Селима, сидевшего у кофейни, и презрительно усмехнулась:

— Не знаю, что он из себя корчит, Сусу! К чему это глупое кривляние?

Вдруг Санния удивленно вскрикнула и снова схватила Заннубу за руку:

— Гляди, тетя, гляди! Кто этот эфенди с русыми волосами и подстриженными усиками? Он только что пришел. Посмотри, он сел позади твоего двоюродного брата.

Заннуба взглянула на эфенди, и ее сердце забилось сильнее. Но она не выдала своих чувств.

— Посмотри, как он улыбнулся, увидев твоего кузена, — продолжала Санния, не спуская глаз с нового посетителя кофейни. — Он с ним знаком? Почему же они не поздоровались?

— Пока они еще не знакомы, — ответила Заннуба, и голос ее дрогнул.

— Еще не знакомы? — переспросила Санния, удивленная таким ответом.

— Да, — промолвила Заннуба, подавляя вздох. — Я хочу сказать, что когда-нибудь они, вероятно, познакомятся.

Она немного помолчала и, боясь себя выдать, добавила:

— Ведь он наш сосед.

— Этот молодой человек? — живо спросила Санния, продолжая смотреть на русого эфенди. — Ваш сосед? Это правда, тетя, или ты шутишь? Он живет один? А чем он занимается?

Мысли Заннубы были далеко. Не сводя глаз с кофейни, она рассеянно ответила:

— Чем занимается? Он богатый… землевладелец…

Но, заметив, что Санния неотрывно смотрит на русоволосого эфенди, она спохватилась, резко схватила ее за руку и строго сказала, отводя девушку от окна:

— Отойди, Санния, не показывайся так!

Санния весело воскликнула:

— Я не имею привычки смотреть в окно, но это, право, интересное зрелище! Каждый день у кофейни толпится столько разного народу!

Не получив ответа, девушка снова подошла к окну.

— А вот и Мухсин идет! — воскликнула она и, помолчав, продолжала:

— Он подошел к кофейне, поздоровался с твоим двоюродным братом и передал ему свои книги. Хорошо сделал, теперь он может идти сюда прямо с улицы.

Но Заннуба не слышала ни одного слова. Она молча смотрела на кофейню и размышляла: вот Селим встает и направляется домой с книгами Мухсина в руках, а мальчик уже звонит у дверей доктора Хильми. Мустафа-бек сидит один. Заннуба бросила на него последний взгляд и поспешно подошла к кушетке, чтобы взять свое покрывало.