Клас Эстергрен - Джентльмены

Поблагодарив старуху за заботу, Генри решил прекратить поиски. Сокрушенный и разочарованный, похмельный и усталый, он зашел в кнайпе [34] Кнайпе — пивной бар. и заказал шнапс и пиво, чтобы прийти в себя. На стенах висели старые таблички темного дерева, сохранившиеся с довоенного времени. Генри стал читать имена на одной из них: Шульц, Хаммерштайн, Пинцки, Ланге и Вильмерс. Может быть, и они пропали без вести и все еще не объявлены мертвыми? Неизвестные солдаты, которым суждено остаться неизвестными.

Прошло еще несколько дней. Генри не занимался ничем особенным — день шел за днем, как обычно и бывало в жизни Генри. Он мог часами лежать на кровати, закинув руки за голову, и насвистывать монотонные мелодии, глядя в потолок. В детстве они с Лео порой лежали так, соревнуясь, кто просвистит мелодию более фальшиво. Лео всегда выигрывал, издавая невыносимо пронзительные звуки на вдохе.

Генри лежал, мечтая уехать прочь. Внезапно у него в кармане оказалось пять тысяч крон в новеньких долларах, но ничего не происходило, никто не собирался отправлять его через границу. Генри чувствовал себя ненужным.

Однажды сумрачным дождливым днем — пожалуй, это был самый серый день в жизни Генри: казалось, что неба над Берлином просто нет, — он вернулся на Бляйбтройштрассе. Генри решил во что бы то ни стало найти Верену. Больше его ничто не интересовало. Может быть, ему просто хотелось угостить ее пивом, а может быть, он и в самом деле влюбился.

В жизни каждого человека есть мгновения, когда, разыскивая что-нибудь — в ящике комода или в мегаполисе, — он вслепую идет прямо к цели. Такой момент наступил и в жизни Генри- агента. Он нырнул в туман улицы, чтобы вынырнуть у пансиона, который пропустил в прошлый раз. Старуха-управляющая оказалась пожилой внушительной дамой в черном платье с тугим валиком седых волос. Генри спросил, не проживает ли в пансионе некто Верена Масгрейв.

— Вы имеете в виду англичанку? — просияла старуха.

— Именно, — кивнул Генри.

— На верхнем этаже, — сообщила дама. — Номер сорок шесть.

Генри, волнуясь, поднялся по лестнице. Гостиница пропахла керосином вперемешку с въедливым запахом одежды, пару лет пролежавшей в шкафу. Было темно, ступени скрипели одна громче другой. Тут и там слышалось бормотание, обрывки диалогов. Кто-то готовил еду.

На пятом этаже обнаружилась большая массивная дверь, ведущая в коридор. Генри отыскал номер 46. Дверь в комнату не была заперта и, когда Генри постучал, приоткрылась. Внутри было пусто: казалось, что жилица в спешке покинула пристанище.

Генри решил, что пожилая дама ошиблась, и сразу спустился на первый этаж, чтобы спросить, не перепутала ли она номер.

— Комната пуста? — ужаснулась управляющая. — Это невозможно!

— Там никого нет, — подтвердил Генри.

— Вы, должно быть, ошиблись, молодой человек. — Старуха заглянула в гостевую книгу.

— Может быть, я не разглядел номер в темноте, — признался Генри. — Сегодня так сумрачно.

— Сегодня и вправду сумрачно, — согласилась старуха. — Вы, должно быть, ошиблись.

Генри снова поднялся на пятый этаж, полностью уверенный, что ошибся. Но нет: комната номер 46 действительно была пуста, и ее явно спешно покинули. Может быть, это было обыкновенное бегство без уплаты по счету.

Генри вошел в комнату. Шторы были задернуты, платяной шкаф пуст, если не считать пары вешалок. Пахло нафталином.

Над раковиной возле шкафа висело зеркало. В щель между рамой и стеклом была вставлена картинка. Генри взял ее в руки. Один из силуэтов, которые старички вырезают в один прием для туристов в людных местах. Этот, вероятно, вырезал старичок, работавший в списанном вагоне метро у Ноллендорфплатц. Стоило удовольствие немного — пять марок.

В этой комнате и вправду жила Верена. Генри сразу же узнал ее профиль в черном силуэте на фоне белой бумаги. Волосы свисали на лоб, нос украшала забавная горбинка, нижняя губа припухла. Именно так она и выглядела, подумал Генри. Силуэт был вырезан тонко и мастерски.

Генри убрал картинку в карман и вышел из номера. Управляющая нетерпеливо ожидала в вестибюле.

— Что же? Разве вы не ошиблись?

— Конечно, ошибся, — отозвался Генри. — Не разглядел в темноте.

— Я так и думала, — согласилась старуха. — Эта девушка показалась мне очень порядочной.

Перейдя улицу, Генри зашел в кнайпе, заказал пиво, закурил «Рот-Хендл» и стал думать. Во всей этой ситуации было нечто безумное, но он не мог понять, что именно. Генри старался вспомнить каждое слово, которое он говорил встреченным за последнее время людям, в особенности Францу и Верене. Разговор о пропавших без вести, архив в Далеме, этот силуэт. Генри спрятал его в бумажник, решив сохранить на память. Он был всего лишь одиноким агентом в Берлине.

Прожив тягостный, дождливый, прокуренный, сальный, туманный месяц в Берлине, Генри едва не начал сходить с ума. Ничего не происходило, и даже кутежи в барах уже не веселили его. Но вот пришло новое письмо, на этот раз из Стокгольма. Генри очень удивился. В Швеции никто не должен был знать Билла Ярда.

Генри судорожно вскрыл конверт и застыл от изумления: «Скрывайся, Билл. Операция провалена. Найди мисс Верену Масгрейв в пансионе „Белек“, Бляйбтройштрассе, 15. Когда ее портрет появится на рекламной тумбе на Курфюрстендамм, 108, тебе пора уезжать. Ты храбрый парень. Сожги это письмо. В. С.».

Когда нереальность происходящего подступает вплотную, человека в шоке либо охватывает паранойя, либо он мобилизует все нравственные и физические ресурсы, чтобы действовать наилучшим для данной ситуации образом. Генри долго балансировал между отчетливой паранойей и полной собранностью. Прочитав письмо вдоль и поперек, он сжег его в пепельнице, выкурил пять сигарет подряд и принялся рассеянно складывать одежду в чемодан с двойным дном, скрывавшим дюжину фальшивых паспортов. В общем и целом ничто не вызывало подозрений, но каким образом в эту историю оказался замешан Вильгельм Стернер, этого Генри понять не мог. Единственное, что пришло ему в голову, — это то, что именно В. С., человек с дипломатическим прошлым, был важной персоной из Швеции, связь с которой держали квакеры. Но Генри все же ничего не мог понять, кроме того, что должен отправиться на Курфюрстендамм, 108.

Посреди широкого тротуара и в самом деле стояла тумба, увешанная рекламой ближайших магазинов, а также серией фото женщин «до» и «после». Это была реклама пластических операций Института красоты, подобная бодибилдерским афишам, на которых щуплый бухгалтер превращается в пляжного красавца с накачанными бицепсами.

Но в данном случае все было наоборот: здесь не прибавляли, а отнимали. Фотографии изображали женщин, чьи носы были отмечены характерной горбинкой — шаг за шагом носы принимали арийские очертания. Текст сообщал, что Институт красоты известен во всем мире.