Олег Лукошин - Первое грехопадение

— Чё? — спросил он.

Я облизал пересохшие губы.

— Ребята ждут, поговорить надо.

— Какие ребята?

Меня буквально трясло. Я, однако, бодрился.

— Очкуешь что ли? — выдавил я из себя и тут же испугался сказанного. Глаза Мухина — старшего мгновенно налились кровью.

Он опустил голову, усмехнулся. Я стоял и дрожал. Несколько мгновений ничего не происходило. Вдруг он вскочил и, вытянув руку, метнулся ко мне, пытаясь ухватить меня своей лапищей за горло. Я увернулся и побежал к гаражам. Оплот не отставал. За гаражом парни встретили его дрынами.

Почти сразу нам удалось сбить его с ног — это был большой успех. Драться с ним стоячим нам бы не удалось, даже с дубинами. Парни отчаянно прикладывали дрыны к его голове, и Оплот, шокированный таким развитием событий, выглядел воистину жалко: он закрывался руками и глаза его выражали дикое недоумение.

— На тебе, сука! — орал Валерка. — Получи благодарность!

В суете я не смог найти свой дрын, который положил у стенки гаража, и потому действовал одними ногами. Мне досталась нижняя половина двухметрового Апартеидовского тела, и я с остервенелым воодушевлением пинал его по бокам.

Оплот сдавал. Он хрипел, брызгал слюной, а взгляд его терял цепкость и осмысленность. Наконец он прекратил сопротивление, опустил руки и откинулся на землю.

— Стоп! — остановил всех Валерка. — Хватит.

Мы прекратили бить его и, пятясь, стали отступать. Оплот не шевелился.

— Убили что ли? — испуганно оглядел всех Паша.

— Не, — ответил Валерка. — Ни хрена ему не будет.

Оплот тут же подтвердил его слова. Он открыл глаза, приподнял голову и, глядя на нас, выдавил:

— Убью. Всех поодиночке.

Мы бросились врассыпную. На пустыре за стройкой собрались и, нервно закурив, стали вспоминать произошедшее.

— Ничё, ничё, — сдавленно посмеивался Валерка. — Всё хорошо было. Пусть теперь знает, что почём.

Мы тоже смеялись, но в душе не могли согласиться с ним. Угроза Оплота была нешуточной.

Первой его жертвой стал я. Два дня спустя злой как чёрт Мухин — старший, в синяках и пластыре, подловил меня в подъезде. Я не дошёл полпролёта до квартиры.

Встреча была недолгой. Он врезал мне, я упал. Подмяв меня коленками, он принялся выбивать из меня дурь, целенаправленно, по-боксёрски, как-то лениво даже опуская кулаки на мою горемычную физиономию. Я потерял сознание.

Очнулся оттого, что меня отчаянно трясли. Мать вместе с соседкой тётей Шурой, ахая и охая, приводили меня в чувство. Мать плакала. Я же плавал в луже крови.

Им как — то удалось перенести меня в квартиру, смыть кровь, перебинтовать. Мать хотела вызывать «скорую», но я её остановил.

Как потом выяснилось, я пострадал меньше всех. Всего лишь вывернутый набок нос и несколько выбитых зубов. Нос я вправил самостоятельно и вроде бы удачно — он встал почти на прежнее место. Паше с Димоном досталось больше — обоих отвезли в больницу. Лишь Валерка, инициатор нашей бойни, успел схорониться. Жил где-то в подполье, у каких-то друзей на другом конце города.

Мать всё время, пока я выздоравливал, вопила и передавала мне тревожные новости с улицы. Оплот якобы грозился сделать меня ещё раз, так как, дескать, он меня пожалел, но теперь сознаёт свою ошибку. Как ни странно, я воспринимал всё это довольно спокойно. Мне не верилось, что Оплот станет бить меня во второй раз.

Так оно и произошло — бить меня он больше не стал. Я вообще его ни разу не видел после этого, так как вскоре уехал. Мать, едва дела мои пошли на поправку, устроила меня на работу. Помощником лесоруба. Уговорила какого-то старого знакомого взять меня. Работать предстояло в соседней области. Я не сопротивлялся.

В день отъезда, на вокзале, меня нашёл Валерка. Мать, бывшая тут же, встрепенулась, но прощанию нашему помешать не смогла.

— Как ты? — спросил он меня.

— Ничего, — ответил я. — Морда зажила, работать вот еду.

— Жаль, — сказал он.

— Почему?

— Надо же отомстить папашке!

— Не, я уже не мститель.

— Жаль. А я новую банду думаю собрать. Человек десять — двенадцать. Монтажки возьмём на этот раз. Убьём так убьём — мне терять нечего.

— Ну, успехов.

Дали зелёный свет. Проводница закрывала дверь, мать тянула меня к вагону. Я вскочил на подножку.

— Давай, Валер! — помахал другу. — Удачи тебе!

— Тебе удачи! — помахал он мне в ответ. — Возвращайся только миллионером. А Оплоту мы ещё покажем кузькину мать.

Проводница закрыла дверь, я прошёл на своё место. Мать с Валеркой всё ещё махали мне. Скрылись из вида вскоре. Я взял постель и стал укладываться.

Назад я уже никогда не вернулся.

— Тамара… — пробовал он на вкус имя. — Та-ма-ра.

— А тебя? — спросила она.

— Глеб.

— У-ух!

— Что?

— Да так, ничего. Первого Глеба вижу за свою жизнь.

— Не, я Тамар видел.

Аудитория постепенно заполнялась. Девчонок было больше. Все чувствовали скованность — первый учебный день всё же.

— В той башне высокой и тесной, — мрачно забубнил Глеб. — Царица Тамара жила.

Тамара заулыбалась.

— Прекрасна, как ангел небесный, как демон, коварна и зла.

— Да ты знаток поэзии!

— Так, всплыло…Тамар, а ведь имя, оно на судьбу влияет, ты знаешь?

— Нет.

— Влияет. Вот “Тамара” — к какой-то распутной жизни склоняет, нет?

Тамара наигранно обиделась.

— Потому что говорю я “Тамара”, и мне сразу такая картина видится. Мужик пьяный, в трусах и с бутылкой в руке, и вот так орёт: «Та-ма-ра-а-а!!!»

Тамара изобразила ещё большую обиду, но не злобно, понимающе — ей льстило общение с остроумным парнем. Она даже улыбнулась через секунду. Сидевшие поблизости девчонки тоже обратили внимание на Глеба.

— А когда ты «Глеб» произносишь, что тебе видится? — нашла что ответить Тамара.

— Глеб? — переспросил Глеб. — Глеб… это как рукой по воздуху махнули. Глеб! Глеб — это квадрат. Это квантовый модуль. Цельность, собранность, целеустремлённость. Вот что такое Глеб.

Девчонки улыбались ему. Девчонкам нравится, когда их развлекают.

— А Света если? — спросила одна из них.

— Тебя Светой зовут?

— Я просто узнать хочу.

— Хорошо. Видишь ли, Света…тут тогда надо «Светлана» брать.

— Бери.

Глеб задумался на пару секунд.

— Светлана — это женская самоотверженность. Муж ночевать не пришёл, дети капризничают. Скорбная женщина укладывает их в кроватку. Вытирает слёзы.

— Спаси-и-ибо.

— Не за что.

— А Марата сможешь? — повернулся один из немногочисленных парней.

— Марат — это полное имя?

Девчонки засмеялись.

— Самое полное.

— Мужские имена сложнее. Особенно чужие.

— Давай, не стесняйся.

Пришлось снова задуматься.

— Только одно вижу, — сказал Глеб. — Невспаханное поле.