Алесь Кожедуб - Уха в Пицунде

— Хреновые, — не стал я врать.

Не далее как вчера я вернулся домой с обеда — а возле балконной двери на полу груда битого стекла. Высадили стекло. Я поковырялся в вещах — все цело. В дверь заглянул сосед по номеру.

— А у меня стекло аккуратно вынули, — сказал он. — Ни кусочка не отбили.

Мы посидели, покумекали и пришли к выводу, что наши номера брала одна команда. Два человека по балконной решетке влезли на лоджию нашего второго этажа и синхронно приступили к работе. Третий, вероятно, стоял на стреме.

Но моя балконная дверь была разболтанной, и вору показалось, что ее можно легко отжать. Он надавил посильнее — и стекло рухнуло. Звон битого стекла смел воров не только с лоджии, но и с территории Дома творчества.

— Твой вор хорошо работал, — сказал я соседу, — а мой халтурщик. Выговор с занесением в личное дело получит.

— Думаешь, зарежут? — встревожился сосед.

— Трудно сказать…

Я достал из холодильника бутылку коньяка, и мы выпили за разболтанную дверь.

— Писателей много отдыхает? — продолжала расспрашивать Елена.

— Есть несколько — Искандер, Битов, Маканин… Но Кувшинное Рыло сказала, что они не писатели.

— Да, — подтвердил Володя, — закончились писатели. В прошлом веке.

— Чуть позже, — поправил я его. — Жалко, музыка тоже закончилась. Но и народ можно понять: они отдыхают, а мы тут с Моцартами.

— Нам тоже пора, — сказала Елена. — Завтра с дочкой на пляж.

— Ты здесь с дочкой? — удивился Володя.

— Елизавета, — важно кивнула Елена. — Хорошая девочка, лучше любого будильника поднимает — в семь утра, ни минутой позже. Потому мы и загорели, как негры. Спасибо, Володенька, посидели очень славно. Завтра вечером встретимся на набережной.

Володя недоуменно посмотрел на Елену, Татьяну, Ольгу, потом на меня. Но я остался спокоен. Внутри у меня звучал полонез Огиньского. Мы прощались с веком. И даже не веком — с тысячелетием. И только музыка могла выразить тоску этого прощания.

Музыканты тихонько упаковывали инструменты. Девушки вовсю зевали. Я тоже почувствовал, что устал. Отрадно было лишь то, что туалетный запах над Коктебелем сошел на нет. Может быть, на этот раз шторм пройдет стороной.

А вот дождь не помешал бы. С дождями окрестные горы преображаются — на выгоревшей земле появляется зелень, зацветают травы, и над склонами, усеянными сиреневыми звездочками бессмертника, начинают порхать тысячи бабочек павлиний глаз. Утихают лишь цикады — они любят зной.

Я посмотрел на небо. Дрожащие звезды приблизились к земле. Их привлекла музыка, звучащая в саду. Только музыка дает человеку возможность перемигнуться со звездой. Хоть раз в жизни, но это бывает.

Мы уходили в новое время, целиком оставляя себя в прошлом. Сейчас я это осознал — целиком.

В Теребеи я и Николай, мой товарищ ещё со студенческих времён, приехали накануне Нового года.

— Ты Новый год на Полесье встречал? — спросил меня Николай.

— Только в детстве.

— А когда там в последний раз был.

— Давно.

— Вот и поедем. Мне надо срочно статью сдать в фольклорный сборник. Чертовщины не хватает.

— Чего-чего?!

— Историй про чертей и ведьм. Там их навалом.

— До сих пор? — не поверил я.

— А вот поедем — узнаешь.

Хаты в Теребеях по окна были завалены снегом. Электрические провода низко провисали между столбами от налипшего на них снега. На улице весь день грохотал трактор, расчищающий дорогу.

— Целую неделю мело, — сказал Степан, хозяин, у которого мы остановились. — У нас такое редко случается.

— Так ведь мы приехали! — засмеялся Николай.

— Как бы не затопило нас, — выглянула из кухни Ганна, его жена. — Распустит под солнцем — и поплывём, как чайки.

«Чайками» здесь называли лодки.

— Куропаток можно руками собирать, — сказал Степан. — Сидят в снегу под соснами, ходи и собирай.

— Не мешай людям ложиться спать, — осадила его Ганна. — Поздно уже.

Ночью я просыпался несколько раз. В хате явно что-то происходило, однако вставать мне не хотелось. Мой друг спокойно посапывал на соседней кровати.

Часов в восемь мы наконец поднялись, вышли во двор — и увидели распростёртую на снегу огромную свинью. Всё стало ясно.

Степан и ещё один мужчина заканчивали смолить свинью паяльной лампой.

— Как думаете, сколько пудов она потянет? — спросил Степан.

— Н-ну… — осмотрел я свинью от лыча до хвоста. — Пудов десять.

— Пятнадцать, — засмеялся Степан.

«Уж не к нашему ли приезду они забили её? — подумал я. — Да нет, к новогоднему столу свежина».

— Теперь до завтрашнего утра будете заниматься, — сказал Николай.

— А як же, — согласился Степан. — Осмолим, почистим, разберём, посолим сало, бабы колбас наделают.

Я сделал шаг по тропинке, ведущей в огород, и здоровенный чёрный пёс с рыком бросился на меня. Цепь едва не опрокинула его на спину. Вчера этот же пёс не обращал на нас с Николаем никакого внимания.

— Что это он? — остановился я.

— На хлеб зарабатывает, — засмеялся товарищ Степана. — Не было бы тут хозяина, даже из будки не вылез бы.

Псина бесновалась на цепи. Степан отрезал кусок уха и подбросил над головой собаки. Та, клацнув зубами, поймала его на лету.

— Хороший сторож, — похвалил я пса.

— Идите за стол! — показалась в дверях сеней Ганна. — Кровянка уже поджарилась.

Это была царская еда — кровянка с гречневой крупой.

После завтрака мы с Николаем отправились по хатам, на которые нам указали в сельсовете. Однако деды и бабки, жившие в них, о чертовщине ничего не слышали.

— Нема, — пожал плечами девяностолетний дед Петро. — И никогда не было.

— А до войны? — спросил Николай.

— До войны, конечно, попадались, — закряхтел дед. — Вы у кого остановились?

— У Степана.

— Это который свинью сегодня забил? Вот и шукайте там свою ведьму. Ганну видели?

— Конечно, — сказал я. — Кровянкой угощала. Вкусная.

Мы вернулись в хату Степана. Там вовсю кипела работа. Три женщины под началом Ганны вычищали кишки. Я знал, что домашнюю колбасу сделать непросто. Нужно вычистить, выскоблить и промыть кишки, нарезать кубиками сало и мясо, посолить, поперчить, добавить тмин — и потом только набивать этой массой кишки. Качество колбасы, кстати, и определялось прозрачностью кишок. В некоторых местах сало и мясо пропускали через мясорубку, но мне нравилась колбаса, «пханая пальцем». Она была жёстче, зато и вкус её был первородный.

— Ганна, где нам найти ведьму? — спросил я, войдя в кухню.

— Кого?! — перестала она скоблить кишку.

— Без ведьмы никак статью не написать, — растолковал я. — Говорят, на Коляды они по деревням гуляют.

— Никогда и не было, — пробормотала Ганна. — Откуль у нас ведьмы?