Александр Сегень - Есенин

На священное животное захотелось посмотреть. Разведчиками вызвались Артосов и Хворин, который сегодня был не мрачным, а каким-то злобно веселым. Два поэта выскочили под дождь, прошли немного вперёд и увидели довольно впечатляющую картину. На дороге, идущей в гору, с двух сторон замерли встречные потоки легковых машин, грузовиков и автобусов. Между ними на пустом отрезке шоссе замер довольно крупный варан. Он сидел неподвижно и с завидным удовольствием наслаждался дождевым душем.

— Ох и не хрена себе! — воскликнул Хворин. — Чудище! Ты чо нам дорогу не уступаешь!

— А если мы тебя пощекочем? Эй, товарищ! — крикнул рептилии Артосов.

Но, понятное дело, никаких действий во избежание международного конфликта, поэты не стали предпринимать. К тому же и доисторический властелин, словно вняв просьбе иностранных гостей, шевельнулся, поднял одну лапу, переставил её, поднял другую и тоже переставил, нехотя сдвинулся с места и медленно пошагал. Наконец, покинул шоссе и уполз в близлежащие заросли. Машины загудели и стали трогаться с места. Артосов и Хворин пулей метнулись к своему автобусу, мокрые ворвались в него и, перебивая друг друга, поведали миру об увиденном.

— Врут оба и не краснеют, — не поверил Днестров.

— Д-конечно, врут… — пробурчал Лещинский.

— А жалко, если врут, — сказала Леонидова.

— Здесь вараны не водятся, — заявил Цекавый.

— А я им верю! — воскликнула Таня. — Хоть режьте меня, а верю. Может, это не варан, а какой-нибудь оставшийся от Юрского периода динозавр. Сами же говорите, что на Цейлоне всегда погода одинаковая. Может, оттого здесь и сохранились несколько…

Когда мокрый Артосов уселся с ней рядом, она прошептала ему:

— Если и наврали, то здорово!

— Да правда рептилия! Честное слово! И если уж на то пошло, что не наврали, а наваранили.

А сам подумал: «Может, это и впрямь не варан? Может, это змей искуситель?»

В долину Канди, известную всему миру по высокогорным чайным плантациям, прибыли уже в темноте. В номерах гостиницы поселились так же, как в последнюю ночь в Коломбо. Естественно, Цекавый первым делом заговорил о наболевшем:

— Ну уж нет, сегодня кто-то из нас с тобой будет спать здесь, а кто-то в номере у буржуйской жены. С какой стати она одна в номере люкс!

— Но ведь это её муж оплатил нам поездку сюда. Разве нет?

— А у него откуда деньги? Подумай об этом! Он ограбил страну. Нас с тобой. И деньги, которые должны бы принадлежать мне и тебе, он, видите ли, вносит за нас. Делает нам благодельню. А дулю не хочет получить? Так что, и номера люксы нам принадлежат! И всё, что в этих номерах живёт и шевелится!

— Это сильно сказано, — согласился Артосов. — По-ленински.

— Я решил так, — продолжал Цекавый. — Если даже обломится не мне, а тебе, то я, так и быть, временно оставлю господина Проломова Д.А. в покое. Не дам ходу компромату.

— Неужели ты так силён, что можешь свернуть ему шею?

— Померяемся?

Дождь не стихал, и за ужином, разумеется, лишь для того, чтобы не простудиться, стали пить отечественную водку, которой, в соответствии с инструкциями, у каждого в чемодане было по две бутылки. Хитрова читала свои свежеиспечённые стишата:

Воскресенье. По-английски «санди».

Я приехала в долину Канди…

В этот вечер у Тани не болела голова, и она тоже понемногу пила водку, закусывая острыми цейлонскими закусками и блюдами, а бесцеремонный Цекавый всё старался ей подложить чего-нибудь.

— Обратили внимание, что у каждого около балкона висит знак — перечёркнутая макака? — возгласил он за ужином. — Это значит, что нельзя оставлять открытыми двери балконов. Бандерлоги залезают и воруют. Если у кого-то осталась открытой балконная дверь, сходите и закройте. Татьяна, у вас открыта? Позвольте, я вас провожу, заодно проверю, достаточно ли комфортно вас поселили.

— Прошу вас, не надо!

— Это моя обязанность как руководителя делегации. Я обещал Дмитрию Алексеевичу, что буду следить за вашим комфортом и безопасностью.

— О, Господи!

Спустя некоторое время Таня вернулась к столу одна. Лицо её горело яростью.

— Ты должен был пойти с нами, — сердито сказала она Артосову, сев рядом. — Это вообще уже ни в какие ворота не лезет! Мерзавец! Что он о себе вообразил!

— Да не знаю, почему я и вправду не пошёл… Я не думал, что он может… А что случилось?

— Пришлось садануть ему как следует по мордасам. Щеку гаду до кровищи расцарапала. Будет знать, гадина! Щекý или щёку, как правильно?..

Потом они плавали вдвоём в бассейне. Никто, кроме них, не хотел плавать там под дождём. А они словно ошалели от забытого с детства удовольствия, когда так хочется купаться, что лезешь в речку или в море, несмотря на дождь. К тому же, вода и в бассейне, и с небес была тёплая.

— Как хорошо! — говорила Таня.

— Как прекрасно! — говорил Артосов.

Хворин залез было, поплавал туда-сюда, но пробурчал:

— Чо-то я такой пьяный…

И удалился.

Лещинский прогулялся мимо и пробормотал:

— Под дождём? Оригинально…

Леонидова под ручку с тряским Днестровым, многозначительно поглядывая, несколько раз прошествовала мимо бассейна, в котором плавали Артосов и Таня, и до ушей Артосова донеслось:

— На ходу подмётки рвёт…

Вот те раз, ещё ничего не случилось, а он и она уже попали под колпак. И теперь уже всё равно, случится или нет, а про них будут говорить: «Между ними было».

Но вечно плавать в бассейне под дождём невозможно, а что делать дальше? И тут Таня сказала:

— А у меня есть виски и ликёр «Бейлис». Хочешь?

В её номере они уселись на балконе, смотрели на дождь и без умолку разговаривали. Он попивал виски, она ликёр, говорили почему-то очень много о своих семьях. Артосов понял, что очень боится, когда наступит какой-то решающий миг, он всё оттягивал его и лучшим способом для этого оказалось рассказывать про жизнь с женой, про то, как рождались и росли дети. Собственно говоря, это было и не его-то изобретение. Любая женщина, любой мужчина, когда хотят показать собеседнику, что между ними не может и не должно что-то произойти, начинают много рассказывать о семье.

О Тане он узнал, что она прошла вместе с мужем трудный путь становления его фирмы, было дело, когда его на счётчик ставили, угрожали расправой, заодно и её могли убить. Доходило до суммы в полмиллиона долларов долга, но всё к счастью окончилось постепенным выкарабкиванием, а затем и началом процветания. Оказалось, что она не просто жена богатого человека, но и работает в его фирме.

— И кем же?

— Бухгалтером.

— Вот те на!

— Разочарован? Понятное дело. Поэт и бухгалтер — вещи несовместные, не так ли?

— Традиционно…

— А между прочим, как переводится с немецкого слово «бухгалтер»?