Уилл Селф - Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков

— Беспокоят, конечно, — ответил Билл раздраженно. — Как и всех. Но это последняя перед Глазго — не хочу рисковать и идти с ними на конфликт.

Он проверил зеркало заднего вида и боковые, лениво повернул руль направо, затем вдавил педаль газа в пол, словно поршень огромного 300-кубового шприца. Машина дернулась и выехала на середину дороги. Билл почувствовал, как переполненный недоверием мочевой пузырь проталкивает свое ядовитое содержимое к его тазу. Он поддался этому чувству. Лучше отвлечь пассажира чем-нибудь еще.

— Так что планируешь с этим своим друганом делать в Глазго?

— Не знаю, ничего особенного. И уж точно жрать вискарь не будем. — Он ухмыльнулся Биллу печальной, как он думал, улыбкой. — Скорее уж по пиву вдарим. Друган мой сейчас на больничном. Но у меня есть пара фунтов, я обещал ему развлечь его немного. Все как обычно. Пара банок дома. Потом в паб. Потом с собой возьмем; затем гонки...

— Гонки?

— Ну-у, не совсем гонки. Это просто такое у нас развлечение — мы всегда это делаем, когда я в Глазго оказываюсь. Мой друган... у него есть старые машинки фирмы «Тонка», знаешь?

— Ага.

— Не маленькие — джипы и все такое, а здоровые, на которых дети могут сидеть и отталкиваться ногами. Ну, знаешь, экскаваторы и все такое?

— Ага.

— Ну так вот, когда мы доходим до кондиции, мы их достаем. Две — экскаватор и мусоровоз, но всегда спорим, кому какая достанется. Мусоровоз быстрее, но у него колесо ущербное — на скорости отваливается. Короче, мы их достаем и устраиваем гонки по Сочихолл-стрит. Знаешь Сочихолл-стрит?

— Ага.

— Ну тогда знаешь, что там хороший, длинный уклон есть — в самый раз. Ну, знаешь, вроде трамплина. Короче, ржачное дело. Народ из паба выходит, болеют за нас; а если один из нас въедет в кого, всегда разборка бывает. Весело, в общем — полный улет.

Марку это явно придало сил — ожидание пьяной гонки сидя на машинках, из которых он давно уже вырос. Он широко открыл глаза, так что Билл мог разглядеть их желтую окаемку. Он раззявил свою ухмылку; его кислое дыхание окутывало машину. Билл закурил последний из запасенных косяков и сделал глубокую затяжку отдающим цветами дымом. Марк все еще был полон энтузиазма, но молчание Билла относительно гонок на машинках «Тонка» явно его нервировало.

Наконец Билл заговорил:

— Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков, — сказал он.

— Чего?

— Ну помнишь такое? Или ты слишком молодой для этого? Рекламный слоган для игрушек «Тонка». Реклама по телику - песочница, и барабанный бой за кадром — тамтамы, наверное — и разные машинки «Тонка» въезжают в кадр, сами по себе. Никаких водителей, ни больших, ни маленьких. Потом дробь доходит вроде как до пика, когда один из джипов перекатывается по песку, и голос за кадром говорит: «Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков!», таким жутко зычным тоном — помнишь?

— Не, не припоминаю что-то, — сказал Марк подавленно.

Наверное, подумал Билл, не стоило мне рассказывать эту историю, а может, он просто стыдится того, что не знает, что такое «зычный». Они ехали в тишине, передавая друг другу косяк.

Они покидали Данблейн с его зелеными холмами, когда дождь, до этого ограничивавшийся периодическими вспышками активности, полил вовсю. Пока Билл гнал большой седан по шоссе М9, вокруг них упал почти непроницаемый занавес осадков. Мир исчез, растворившись в водном мареве. Билл придвинулся поближе к стеклу и изо всех сил сконцентрировался на езде. Воды на дороге было столько, что любой внезапный удар по тормозам мог превратить машину в акваплан. И трава, которая в ясную погоду никогда ему не мешала — казалось, покрыла его мозг слоем смазки, так что неудачная мысль могла обернуться психологическим аквапланом. Он еще несколько раз попытался завязать разговор с Марком, задать еще несколько вкрадчивых вопросов, но автостопщик замолк. Историей про игрушки «Тонка» он выложился полностью. Или это, или — мысль об этом оказалась для Билла особенно неприятной — Марк начал понимать, насколько его выпотрошили, сколько Билл ухитрился вытянуть из него, не дав ничего взамен.

Каково это — чувствовать, что ты столько отдал и столь мало получил взамен? — задумался Билл. По сути, это было психологическое изнасилование. Нечистоплотное использование собственных аналитических способностей, которыми он пренебрегал. Насилие над кем-то, кто никогда не согласится стать пациентом. Это было все равно что пытаться заставить шлюху кончить. Это было омерзительно — как осквернение. Билл молчал, ведя машину через эту новую, бурную среду.

Мимо Стирлинга с его крепостью, еле видной сквозь дождь. Каждый раз, когда Билл проезжал мимо, он клялся, что однажды остановится и взберется на башню — желательно с женщиной. Вершина башни выглядела как хорошее место, чтобы заняться любовью. Или хотя бы потрахаться. Дождь теперь лил почти сплошным потоком. И движение было плотнее — во всех смыслах. Огромные тягачи с прицепами давили проезжую часть. Билл начал покусывать внутреннюю сторону щек. К моменту, когда они проехали Фалкирк и ненадолго выбрались на А80, дорога стала откровенно опасной, и седан полз, делая где-то тридцать пять миль в час.

— Если погода не изменится, то сегодня особенно не погоняешь, - сказал Билл, стараясь разрядить атмосферу. Но в ответ Марк только буркнул что-то невразумительное.

У Билла не шли из головы эти гонки на «Тонках». Он слишком явно мог это себе представить: пьяные мужики на вершине холма, сжимающие маленькие машинки своими ногами, закованными в драную джинсу. Кучки мужчин и женщин, выплескивающиеся на тротуар из пабов и клубов. А затем — рев, сигнализирующий начало заезда. Акриловые колесики, со скрипом несущиеся по дороге. Чувство взявшегося ниоткуда ускорения, стоит только поднять ноги-стабилизаторы. Удар здесь, толчок там, и постоянно растущая скорость. Дерганая перспектива гонщиков, фиксирующая только дорогу впереди... Чем все это может кончиться, если не слезами? Крутые, крутые игрушки — для крутых, крутых мальчиков.

— Прямо в Глазго я тебя высадить не смогу...

— Чего? - Марку пришлось орать, перекрикивая ливень и басы. Билл вырубил магнитолу.

— Я не могу высадить тебя прямо в Глазго. Собирался высадить тебя, когда мы подъедем к Эм семьдесят три, но... — Билл вспомнил смятый рюкзак, дешевое пластиковое пончо — ...В такой дождь не буду — ты вымокнешь до нитки.

Марк взглянул на него — так, словно намекал, что люди типа Билла только это и делают для людей типа него.

— Что скажешь, если я высажу тебя в Мазервелле, а там ты сможешь сесть на поезд - всего за несколько фунтов...

Марк посмотрел на Билла, и выражение его лица явно демонстрировало нехватку еще нескольких фунтов; и вечную надежду на то, что он может оказаться способен покрыть этот дефицит. Билл подумал о планах Марка на вечер: дешевое бухло, выпитое до последней капли; крошка гашиша на булавочной головке в молочной бутылке; возможно — растворитель или драки до рассвета. Билл с наслаждением смаковал возможность сказать: «Слушай, пара фунтов — от меня не убудет. Я тебе их дам... И, кто знает, может, в будущем ты сможешь мне когда-нибудь отплатить». Билл продемонстрировал Марку ухмылку анти-Чеширского кота — она исчезла гораздо быстрее, чем он сам.