Анатолий Елисеев - Страна Эмиграция

Конечно уезжали в расчете на лучшую жизнь. Некоторые справедливо, а еще больше совершенно без всяких оснований считали, что с их профессиями и коммерческими талантами они уже через год — два будут разъезжать в кабриолетах и два раза в год отдыхать на Канарах. Наша эмиграция знала и таких, но для большинства первое столкновение с реальной «заграницей» оказалось шоковым. Их оказывается здесь не ждали. Я еще расскажу о них, а пока только яркая врезка в памяти: первый вечер в Израиле, гостиница «Герцелия» на улице Кармелия в Хайфе — пересадочный пункт для новых эмигрантов, длинный коридор по которому взад и вперед, сжав голову руками, ходит женщина и что-то тихо повторяет про себя. Прислушайтесь — она монотонно повторяет одну и ту же фразу: «Зачем мы сюда приехали!»

Ехали из России авантюристы, скрывались от закона криминальные и полу-криминальные личности, ехали откровенные «ку-ку» и скрытые сумасшедшие.

Но давайте обо всем по порядку.

В июне 1991 года мы навсегда покинули все, что казалось таким прочным и обжитым, теплым и родным — нашу квартиру со скрипучими полами, девятиэтажный дом-«лягушонок» на улице Шверника, прозванный так за цвет боковой стены, Новые Черемушки, Москву и саму Россию.

Первым, как оказалось — пересадочным пунктом эмиграции был Израиль.

Я был полон ожиданий — нет не радужных — я не был идиотом, чтобы не понимать, что по-крайней мере мне — не еврею — не будет там легко, скорее ожиданий перемен.

Вот и еще одно «почему», которое гнало меня в дорогу — скука. Я не мог себе представить, что так и проживу всю свою оставшуюся жизнь на улице Шверника или как её там переименуют. Ходить по тем же улицам, видеть те же лица, каждый день известен наперед, даже место вечного упокоения известно — рядом с могилой отца. Москва стала вызывать во мне что-то вроде идиосинкрозии — я ненавидел свою работу, потому что нужно было двигаться в том же пространстве, по одному заведенному маршруту, в определенное время втискиваться в тот же вагон метро, и казалось, что в метро я каждый день вижу одни и те же лица, впрочем наверное так оно и было.

Что уж говорить о родном проектном институте, где все знали друг друга, где неожиданности воспринимались, как сенсации, а сенсации, как проступки.

Я устал от московских бесконечных зим, от холодных и дождливых летних дней, пригодных только для культивирования «вечнозеленых помидоров», от постоянно мокрой обуви и запотевающих очков. Мне хотелось изменить сразу и все. Мне хотелось увезти детей туда, где моему сыну не придется каждый день драться в школе, защищая своего недотёпу-приятеля, а дочери можно будет играть на гитаре и петь «Ха-Тикву» не опасаясь быть услышанной. Мне хотелось начать новую жизнь, заговорить на другом языке, жить на берегу моря или среди гор, в городе или маленьком городке с каким нибудь экзотическим названием — Ретимнон, Аделаида или Лителтон. Мне хотелось приветствовать соседей или коллег по работе (в том, что я найду работу и конечно интересную я не сомневался) Гутен Морген, Шалом или в крайнем случае просто «Good morning».

Не знаю смотрели-ли вы неплохой, хотя и типично американский фильм «Москва на Гудзоне», а если смотрели, обратили-ли внимание на один из «ляпов»? Главный герой, а дело происходит в России и герои иногда делают вид, что говорят на русском языке, приходит в цирк, где он работает и приветствует коллегу — «Утро!». Это возможно в английском языке — вместо «Good morning» просто сказать «Morning», но вместо «Доброе утро!» сказать просто «Утро!» — нет, это не русский язык.

Все в конечном итоге получилось так и в тоже время не так, как я мечтал. На первом же этапе, в Израиле все было совсем не так.

Читатель, ты был в Израиле? Туристом? Замечательная страна, не правда ли? Какие виды! Какие памятники старины! Наверное нигде, ни в одном месте не найдешь такой концентрации знакомых каждому имен: Иерусалим, Вифлием, Назарет, Гефсиман, Иерихон и т. д. и т. д. и т. д.

Все правильно и все неправильно! Правильно потому, что когда мы махнули рукой на ульпаны и иврит и стали собираться в дорогу, каким удовольствием было, сесть на «олимовский транспорт», другими словами на подержанный, собранный по кусочкам велосипед и вместе с сыном, тогда еще совсем маленьким покатить в Акко или Нагарию, к чистому морю и незагаженным пляжам. Мы тогда чувствовали себя почти туристами.

Акко! Наверное никогда я не смогу забыть самую первую встречу с этим городом. Открывшаяся за изгибом улицы бухта, мачты рыбачьих лодок, морской ветер и запах, ни с чем не сравнимый запах моря и свежевыловленной рыбы. Наверное так должны были выглядеть Гель-Гью или Зурбаган, из моих детских Гриновских сказок. Мы бродили по запутанным улочкам, спускались в подземелья старой крепости, сидели в маленьком кафе возле маяка — и каждый раз открывали для себя что-то новое.

В Нагарии мы ныряли в кристально чистое море и лежали на пляже, на белоснежном песке, где не было и следа пластиковых бутылок и собачьего дерьма.

Ну вот и прорвалось… Но все же еще немного о приятном.

Храм Бахавеев в Хайфе, окруженный великолепным садом, с розариями, на склоне горы Кармель, вглядывающийся через Хайфскую бухту на берег Акко, где стоит его брат близнец тоже сияющий золотом купола.

Иерусалим — свободно раскинувшийся, как бы переливающийся с одного библейского холма на другой. Красивый, необычный город. Мы приехали в Иерусалим с ульпановской экскурсией и всё, что хотелось осмотреть не смогли.

Не знаю почему, но сами древности «вечного города» на меня не произвели особого впечатления. Может быть потому, что покрытые тысячелетней серостью старые стены всюду одинаковы, а до настоящих потрясений мы не дошли — в городе что-то произошло — наверняка палестинское. Нас развернули как раз тогда, когда впереди замаячило нечто весьма любопытное.

Не произвел надлежащего впечатления и кнессет — зал, как зал, дом, как дом, несмотря на мозаики Шагала, да и они показались хаотичными и излишне пестренькими.

Знаете, что было в записке оставленной нами между камней знаменитой «Западной стены» или «Стены Плача»? «Следующим летом в Южной Африке!», мы уже наметили куда мы едем и всё сбылось!

А «шуки» или восточные базары в Хайфе, Тель-Авиве или Акко. Буйство красок и бешенство запахов — на прилавках все, что привозится, производится, все, что рождает земля Израиля. Восточные сладости и японские компьютеры, свежая рыба во льду и серебро местных ювелиров, парное мясо и малосольные огурчики по рецепту бабушки Фаины из Бориславля, одежда и обувь, картины и книги…

Фрукты и овощи — знакомые и экзотичные — помню историю, а скорее всего легенду о семье эмигрантов-олимов, которые в далекой и холодной России наслушались рассказов о волшебном, целебном плоде — авакадо. Они приехали в Израиль, регулярно покупали его на рынке, аккуратно счищали и выбрасывали мякоть, раскалывали косточку и поедали сердцевину.