Канта Ибрагимов - Дом проблем

Очнулся Мастаев в республиканской больнице. Это в двух шагах от мэрии и Дома политпросвещения. Рядом дед Нажа и мать сквозь слезы все же улыбается. А врач говорит:

— Вам повезло, контужен. К вечеру придет в себя.

К вечеру, наоборот, стало гораздо хуже. Приходили разные врачи. Почему-то Ваху перевели в отдельную палату. Повторно стали брать анализы, а рано утром отвезли на край города — противотуберкулезный диспансер. И тогда Мастаев вспомнил подмосковную психлечебницу, ледяную баню и лечащего врача — «в тебе теперь туберкулезные палочки, пей таблетки, лечись». А он никому не верил, таблетки в унитаз.

А теперь без таблеток и лекарств ему очень плохо, а их в диспансере нет, и от соседей-пациентов Ваха знает, что этих сверхдорогих лекарств и в аптеках нет, только из-под полы, втридорога, по блату.

Родственников к нему не допускают — заразен, да Ваха видит из окна мать и деда, которые каждый день его навещают. И они с вымученными улыбками машут ему рукой, мол, все будет в порядке и у них все хорошо. Но он понимает, как им сейчас нелегко, через неделю первая партия лекарств закончилась, и его пару дней просто не лечили — нечем. И он сразу понял, что только за счет таблеток держится, а так, болезнь прогрессирует, температура не спадает, слабость. И он все теряет и теряет вес, почти скелет. И тут вновь появились лекарства, много еды. И Вахе чуть полегчало, и он способен думать, что же дед и мать на сей раз продали? Наверное, пару бычков или с десяток баранов, которые ныне не в цене, а может, уже коня и всю пасеку?

Помимо болезни, эти сугубо житейские проблемы терзают Мастаева, и он об ином, о политике, о чем круглые сутки говорят многочисленные пациенты огромной палаты, пытается даже не вспоминать. Однако его роль в недавних событиях уже и здесь общеизвестна, и все шушукаются, что гвардия президента разыскивает всех оппозиционеров, по-всякому расправляется с ними и хуже всех тем, за кем нет мощного тейпа — клана или денег — откупиться. К последним относится и Мастаев, да друзья по недугу его успокаивают:

— Мы тебя в обиду не дадим, пусть только сунутся, мы их бациллой.

В этом все солидарны. А вот когда почти каждый день, и не раз за день, заходит речь о политической ситуации в республике, то одни с пеной у рта поддерживают президента-генерала, другие с таким же рвением выступают против. Вместе с тем все единодушны в одном: штурм мэрии и слух о массе убитых — страшное событие. И тут Мастаева вновь и вновь просят рассказать, как это было. Об этом Ваха молчит, твердит, что ничего не помнит. А вот о нем вспомнили и, видимо, уже знали, что его состояние стало стабильным.

Как-то в понедельник, с утра, завотделением позвал за собой Мастаева. Оказывается, на первом этаже, в тупике, отдельный кабинет. По всем признакам — затхлый воздух, пыль, еще портрет Ленина, правда, не висит, а валяется в углу — здесь давненько никто не бывал, а сейчас сидит за столом пожилой чеченец, явно в прошлом партиец-коммунист, быть может, даже агитатор-пропагандист Дома политпросвещения, но сейчас он замаливает грехи, по крайней мере четки в руках. Без души, но как положено у чеченцев, он справился о здоровье и, чувствуется, заразиться боится, не приближается. Кинул перед Вахой на стол конверт. Понятно, что почерк Кныша.

«Сов. секретно! Лично в руки! Тов. Мастаеву!

Дорогой Ваха Ганаевич! Вы ослушались моих рекомендаций, чуть не загубили себя и все дело революционной демократии. Я вам искренне, по-ленински сочувствую, многое прощаю. Однако из-за вашей пальбы сорваны документально-телевизионные отчеты. Понимая ваше теперешнее невменяемо-болезненное состояние, я вместо вас подготовил все отчеты. Вам осталось только их подписать. Выздоравливайте, ибо дело революции только-только зарождается. Нас ждут великие дела! С комприветом! Крепко жму руку».

Далее два документа: (Лист № 1).

Строго соблюдая конституционные права граждан Указом Президента Чеченской Республики был назначен референдум. Однако некие оппозиционные пророссийские силы вооруженным путем сорвали намеченную демократическую процедуру. Для наведения правопорядка в республике введено чрезвычайное положение, при столкновении с оппозицией с обеих сторон погибло 4 человека, ранено 8.

В республике введено прямое президентское правление (одобренное населением), деятельность парламента прекращена и считается незаконной.

(Лист № 2.)

После того, как президент-генерал Чеченской Республики незаконно разогнал парламент (кстати, так называемые выборы парламента ЧР происходили одновременно с президентскими), под давлением оппозиционных сил в республике был назначен референдум с вопросом «О доверии Президенту и Парламенту». Однако в ночь перед референдумом гвардия президента атаковала центризбирком референдума, применив бронетехнику и тяжелую артиллерию. В результате погибло 54 человека, 36 — ранено и контужено, 24 человека арестованы (без суда и следствия).

В Чеченской Республике введено прямое президентское правление, иначе — военно-авторитарная хунта.

— Я это не подпишу, — бросил Мастаев корреспонденцию. — Это очередная провокация Москвы. А вам не стыдно такое приносить?

— Я чужие письма не читаю, — бесстрастен голос посыльного. — Только прошу вас, для порядку, напишите письменный ответ.

— С вами, контуженными, «порядку» не было и не будет, — чуть ли не кричит Мастаев, а ему спокойный ответ:

— Не скажите. При нас, коммунистах, в этом диспансере были бесплатно лекарства, лучшие врачи, чистота. А теперь?

Посмотрите вокруг, на себя. И вообще, нечего валить с больной головы на здоровую. Это вы, комсомольцы да молодежь, затеяли эту демократию, гласность, перестройку! Словом, недосуг, и так за бесплатно работаю. К тому же, во вредных условиях, так что либо подпиши, либо два слова черкни. И мне нужно отчитаться, и тебе.

— Отчитаюсь, — процедил Ваха.

Он взял ручку: «Тов. Кнышу! Уважаемый Митрофан Аполлонович! Как вы выразились, с нашей стороны была пальба, — «отчет» пострадал. А вот с вашей стороны был конкретный залп. И не буду вас утомлять, тоже отвечу искренне, по-ленински: «Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов (групп, банд, партий). Сторонники реформ и улучшений всегда будут одурачиваемы защитниками старого, пока не поймут, что всякое старое учреждение, как бы дико и гнило оно ни казалось, держится силами тех или иных господствующих классов. Ленин В. И. ПСС, том 23, страница 47, «Три источника и три составные части марксизма». Три «источника» вами были обозначены — это нефть, оружие и, страшно подумать, да вы это писали, — наркотики. А составные части марксизма и ленинизма — это конечно же не социальная справедливость для трудящихся, а захват власти, культуры! С приветом Мастаев!