Катарина Причард - Рассказы

Двадцать пять лет странствовал Гвелнит по всей Австралии, разыскивая Нгулу, повторяя ее имя. Теперь он стар, дальше идти он не может. В этом поселке, расположенном вблизи того места, где некогда юго-западные племена сходились плясать корроборри, видно, кончается его путь.

— Если здесь никто не видел Нгулы и не слыхал о ней, — сказал он голосом, в котором звучала вся глубина его отчаяния и усталости, — я вернусь на землю моего племени и буду ждать, пока души моих предков не придут за мной.

Закончив рассказ, старик отодвинулся от тлеющих углей костра. Их отблеск освещал его бронзовое, обветренное, изрезанное морщинами лицо.

Глаза его смотрели мимо Мэри, не желая встречаться с ее взглядом.

Если он и понимал, что он сделал с Мэри, сорвав покров, окутывавший ее сознание, и снова разбудив в ее душе старую борьбу между желанием жить, как белая женщина, и верностью своему племени, — он ничем не показал этого.

Мэри, однако, все равно чувствовала, что он знал о ее желании расстаться с ним, не сказав того слова, которое сделает ее участницей его поисков.

Их молчание было тяжелым и гнетущим.

Мэри нарушила его.

— Тебе не надо больше странствовать, маме, — сказала она. — Я — Нгула.

Читатель найдет в этом томе рассказы Причард из сборников «Поцелуй в уста» (1932), «Руда и опал» (1944) и «Нгула» (1959), куда вошла основная часть ее новеллистики.

Катарина Сусанна Причард начинала свой путь в литературе, когда ведущим ее жанром был рассказ, созданный творческими усилиями «поколения девяностых годов» и прежде всего Генри Лоусона, опиравшийся на устную речевую культуру сельской Австралии с ее «ярнами» — былями и небылицами. И Причард охотно подхватывала живую неприхотливую сказовую нить: «Так вот, значит, — рассказывал Билл, — мы трое погибаем от жажды, до ближайшего поселка миль восемьдесят, а золота кругом хоть завались…» («Удача»). Фольклорная закваска, юмор глубинки, где люди не прочь разрядить унылую атмосферу будней розыгрышем, чувствуется и в «Лягушках Куирра-Куирра». Аналогично происхождение и такой разновидности жанра, типичной для австралийского рассказа, как «встреча на дорогах» («Встреча») — эскизный, но запоминающийся портрет. Причард и сама указывала на связь своей новеллистики с запечатленным в фольклоре народным опытом. «Эти рассказы, — писала она о сборнике „Руда и опал“, — похожи на осколки руды, которые старатели опаловых приисков складывают в маленькую бутылочку… где соседствуют пустая порода и огненный опал. Мои рассказы — подлинные фрагменты жизни народа, ярны, услышанные мною преимущественно в горняцких поселках и пшеничных краях Западной Австралии… В сущности, это фольклор уходящего времени, и тем, быть может, интересен…»

Однако Причард, как и близкие ей по духу австралийские литературные современники, как, впрочем, каждый настоящий писатель, жадно впитывала мировой художественный опыт конца XIX — начала XX века. В разные периоды ее пленяли импрессионизм французских символистов, выразительный лаконизм и точность формы Мопассана, «изящная утонченность и ироничность стиля» Анатоля Франса, «употребление слов и непроизвольных, и тщательно отобранных» у Чехова, Горького, Реймонта. В рассказах Причард отразилась магистральная тенденция реалистической новеллистики к обнажению драмы будней, к синтезу индивидуально-психологического и социально-бытовой характерности, к превращению фрагмента в сколок целого.

Рассказы Причард, как и ее романы, — об Австралии, и рождены тем же горячим стремлением поведать о своей родине, своем народе. «Я всегда настаивала на том, что писатель должен быть, безусловно, национальным прежде, чем он, или она, приобретет в какой-то мере интернациональное значение, — говорила Причард в лекции „Искусство рассказа“, с которой она выступила в 1945 году по австралийскому радио. — Он должен любить, страдать и бороться вместе со своим народом, чтобы говорить от его имени с тем сочувствием и страстью, что способны затронуть разум и чувства народов других стран, завоевать их симпатии и понимание».

Малую прозу Причард населяют фермеры, обитатели маленьких городков и предместий большого города, рабочие люди буша — погонщики волов, овчары из большого хозяйства («станции»), охотники, обездоленные аборигены и метисы, старатели (некоторые рассказы по материалу примыкают к трилогии). Разные стороны их жизни открываются читателю — горести и радости, забавные случаи, иронии судьбы. Часто им приходится туго — их положение в обществе далеко не самое выгодное. И писательница в самой среде их обитания и деятельности выделяет ярким мазком художника то, в чем проецируется противостояние человека и социальной системы, несправедливость, дисгармония. Рождественские деревья, что цветут пышным цветом, высасывая своими корнями соки из соседних деревьев, и брошенная жнейка среди моря колосьев — знаки беды фермерской четы Джиллардов, которых банк пустил по миру, нажившись на их многолетнем тяжком труде («Рождественские деревья»). Или стена, разделяющая девочек, белых и черных: три маленькие метиски, насильно отнятые у матерей, связанные ремнями из сыромятной кожи, в ожидании отправки в приют, должны провести ночь в кутузке, а рядом, в квартире полицейского, — три его дочки, ухоженные, чистенькие, окруженные родительскими заботами… («Побег»). Или белоснежный индюк, невольная причина кровавой драмы, объект патологической привязанности человека, исковерканного с детства, которому добрые чувства к людям уже недоступны («Белый индюк»).

Показывая, что и как именно разобщает людей, Причард не абсолютизирует зло. Подлинная взаимосвязь возникает там, где нравственное, товарищеское, человечное подавляет эгоистическое, жестокое, обосабливающее. Метиска Мэри впускает к себе в дом старика аборигена, ищущего по белу свету свою названую дочь. Нгулу, хотя признание этого родства положит конец ее заветным надеждам приблизиться к «белому» обществу («Нгула»). Одри Ирвин, целиком поглощенная собой и своим садом, долго остается одинокой и чужой в поселке, пока не узнает цену людской помощи, как и то, что значит быть полезной и нужной другим («Абрикосовое дерево»). «Никто из нас не может жить в одиночку: ни мужчина, ни женщина, ни дерево», — сказано в рассказе.

Это голос самой Катарины Сусанны Причард.

П р о т е к т о р — правительственный чиновник, наблюдающий за туземцами.

Ant-hill (англ.) — муравейник.

Small (англ.) — маленькая.

Gnarlu (австрал.) — злой дух.

Все названия полевых цветов — австралийские.