Татьяна де Росней - Бумеранг судьбы

– Гаспар, – настойчиво зовет Мелани, – не могли бы вы ответить на мой вопрос? Очень прошу вас! Почему вы сказали, что видели, как уносили ее тело?

Мы втроем стоим в дверном проеме в темноте квартиры, в которую не проникает свет. Над нами угрожающе нависают полки с книгами. Бледные лица с любопытством смотрят на нас со старых портретов. И я мог бы поклясться, что мраморный бюст, стоящий на письменном столике неподалеку, тоже чего-то ждет.

Гаспар не разжимает губ. Его щеки покраснели. Он дрожит. На лбу выступил пот.

– Что-то не так? – ласково спрашивает у него Мелани.

Он с трудом сглатывает. Мы следим взглядом за движением его адамова яблока.

– Нет-нет, – бормочет Гаспар, качая головой. – Я не могу.

Я хватаю его за руку. Сквозь дешевую ткань его костюма я ощущаю слабое костлявое тело.

– Вы знаете что-то, что могли бы нам рассказать? – спрашиваю я более твердым, чем у сестры, голосом.

Он, дрожа, вытирает лоб тыльной стороной ладони и делает шаг назад.

– Только не здесь! – наконец говорит он.

Мы с Мелани обмениваемся взглядами.

– А где? – спрашивает она.

Перебирая худыми дрожащими ногами, Гаспар уже пробежал половину коридора.

– В моей комнате, на шестом этаже. Через пять минут.

Он исчезает. Уборщица только что включила пылесос. Мы с Мелани, застыв на месте, переглядываемся. И выходим из квартиры.

В комнату прислуги нужно подниматься по узкой извилистой лестнице, лифт туда не ходит. Здесь живут самые бедные жильцы этого респектабельного дома, и им приходится попотеть, чтобы добраться до своего жилища. Чем выше поднимаешься, тем более облупленной становится краска на стенах. И усиливается запах – неприятный запах, присущий маленьким непроветриваемым помещениям, запах скученности и отсутствия ванных комнат, достойных называться таковыми. Зловоние общих туалетов, вынесенных на лестничную площадку…

Мы поднимаемся на шестой этаж. И молчим, хотя вопросы вертятся у меня в голове, и я уверен, что Мелани думает о том же.

Шестой этаж – это иной мир: черный пол, в коридор, по которому гуляет сквозняк, выходит несколько десятков пронумерованных дверей. Слышен шум включенного фена. Агрессивный рев телевизора Какие-то люди ругаются на иностранном языке. Звонок мобильного. Крик младенца. Одна из дверей открывается, и какая-то женщина окидывает нас подозрительным взглядом. За ее спиной видна ее комната – низкий, с пятнами сырости потолок, грязная мебель. За которой из дверей живет Гаспар? Он не сказал нам номер. Он спрятался? Он чего-то боится? Я уверен, что он ждет нас, ломая руки и, может быть, дрожа, но все-таки ждет. Должно быть, он как раз собирается с силами.

Я не отвожу взгляда от узких прямых плеч Мелани в зимнем пальто. Она идет уверенным, размеренным шагом. Она хочет знать. Ну а я-то чего боюсь?

Гаспар ожидает нас в конце коридора. Лицо у него все еще красное. Он быстро впускает нас в комнату, словно боится, что кто-то нас увидит. После холодного коридора кажется, что в комнате очень жарко. Электрический обогреватель работает на максимальной мощности, издавая тихое гудение. Пахнет палеными волосами и пылью. Комната такая маленькая, что мы практически соприкасаемся. Лучше было бы присесть на узкую кровать. Я смотрю по сторонам: все в этой комнате выглядит безупречно чистым. Распятие на стене, потрескавшаяся мойка, некое подобие платяного шкафа, закрытое с помощью пластиковой занавеси, – жизнь Гаспара предстает перед нами во всей своей скромности. Чем он занимается, поднимаясь к себе и предоставив Бланш заботам ночной сиделки? Ни телевизора, ни книг. Хотя нет, на маленькой полочке я вижу Библию и фотографию, которую со всей возможной осторожностью пытаюсь разглядеть. К моему величайшему удивлению, это фото нашей матери.

Гаспар остался стоять. Он ждет, когда мы заговорим. Его взгляд, словно челнок, мечется между мною и моей сестрой. В соседней комнате работает радио. Стены такие тонкие, что слышно каждое слово, сказанное диктором новостей.

– Вы можете нам довериться, Гаспар, – говорит Мелани. – Вы ведь и сами это знаете, правда?

Он на секунду прикладывает палец к губам, его глаза широко раскрыты от страха.

– Нужно говорить тише, мадемуазель Мелани, – шепчет он. – Здесь все всё слышат!

Он подходит ближе. Я чувствую острый запах его пота И инстинктивно отстраняюсь.

– Ваша мать… была моим единственным другом. Она одна меня понимала.

– Продолжайте» – говорит Мелани.

Я восхищаюсь ее терпением. Что до меня, то мне хочется побыстрее перейти к главному. Она мягко кладет свою руку на мою, словно прочла мои мысли.

– Ваша мать была как я. Она родилась в простой семье, на юге. Она не любила все усложнять, никогда не была ломакой. Была простой и доброй. И всегда думала об окружающих. Такая щедрая и порывистая…

– Да, – подбадривает его Мелани, в то время как я в нетерпении сжимаю кулаки.

Соседи выключают радио, и в нашей маленькой комнате становится тихо. Гаспар снова выглядит испуганным. Он покрывается испариной и, откашливаясь, неотрывно смотрит на входную дверь. Почему он так волнуется? Гаспар наклоняется, вынимает из-под кровати старый транзистор и пытается его включить. Из аппарата льется голос Ива Монтана: «Как прекрасно идти, неважно куда, рука об руку…»

– Вы рассказывали нам о том дне, когда умерла наша мать, – наконец говорю я, хотя Мелани делает мне знак помолчать.

Гаспар находит в себе смелость посмотреть мне в лицо.

– Поймите, мсье Антуан… Это… Мне так тяжело.

«Как прекрасно…» – добродушно и беззаботно нашептывает Ив Монтан. Мы ждем, когда Гаспар заговорит. Мелани прикасается к его руке.

– Не надо нас бояться, – шепчет она, – мы ничего плохого вам не сделаем. Мы – ваши друзья. Мы знаем вас с рождения.

Его щеки дрожат как желе. В глазах появляется блеск. К нашему величайшему разочарованию, лицо Гаспара сморщивается и он начинает беззвучно рыдать. Нам остается только ждать. Я отвожу глаза от его изможденного лица. Песня Монтана закончилась. Теперь звучит другая, она мне знакома, но я не могу вспомнить имя исполнителя.

– То, что я вам скажу, я еще никому не говорил. Никто об этом не знает. И никто не вспоминал об этом с 1974 года.

Гаспар произносит слова так тихо, что нам приходится придвинуться к нему, чтобы его услышать. И каждое наше движение сопровождается скрипом кровати.

По моей спине пробегает холодок. Гаспар уже сидит на корточках. Я замечаю тонзурку лысины у него на макушке. Он продолжает очень тихим голосом:

– В день своей смерти ваша мать пришла навестить вашу бабушку. Было раннее утро, и мадам как раз завтракала. Вашего дедушки в тот день не было дома.