Мария Свешникова - Fuck’ты

Вот так я умудрилась съязвить, хотя пока не написала и главы, а он сделал не один десяток обложек глянцевых журналов. Александр Романович.

Я рассказала об этом Линде. Она предосудительно посмотрела на меня и спросила:

— А чего ты хочешь от него?

— Да это так, случайный промежуточный секс.

— Промежуточный происходит от «промежностей» или по временному промежутку «до хрена лет»?

— Нет, потому что мы всегда где-то между, но никогда вместе.

— Никогда не говори «никогда»!

— Ты что, умная стала? Лучше подари мне карликового пинчера!

— Ладно, на день рождения, так уж и быть, потрачусь.

Я встречалась с Кириллом. И изменяла направо и налево, потом прямо, назад и еще раз налево. Он просто был. Я отзванивала раз в два дня, еще пару вечеров проводила в кино-клубно-гостевой среде. Но ни один миллиграмм моих мыслей ему не принадлежал. Это было просто наличие. Fuck. А с другими был FUCK, и это нравилось больше. Видимо, что-то поменялось в этом мире, эмансипация переставила нас всех местами, и теперь все дружно пытаются разобраться, кто же из нас Ж, а кто М, а может, мы все правда животные и руководствуемся основными инстинктами. Я лично выбираю мужчин по запаху, может, просто чую хороший генофонд.

Вдруг Линда замолчала, сделала еще пару глотков и выдала мне то, чего боится каждая девушка.

— Я беременна.

Я поперхнулась жасминовым чаем и позеленела в тон содержимому чашки. Вот вам и непринужденная беседа.

— В среду я делаю аборт. Ты пойдешь со мной.

Линда встречалась с Глебастым больше двух лет, но закончить свою беззаботную жизнь в двадцать три ей не хотелось.

— А Глебастый что говорит?

— Он ничего не узнает. Ясно?

В среду ровно в девять утра за мной заехала Линда, и мы отправились по назначению. У нас был ровно час до вычищения ее организма от еще одного, кстати, живого, организма. Мне впервые стало не по себе. Будучи девочкой, я миллионы раз проигрывала, как приду к предмету своей любви и сообщу, что залетела, и мы вместе, держась за руки, пойдем решать нашу общую проблему. Только я и не подозревала о том, что десять недель воздержания — это самый мелкий fuck’тор на пути lick’видации этой проблемы.

Я решила провериться на всякую нечисть, благо от детовторжения меня защищал «Мерсилон». В регистратуре я оплатила еще не оказанные мне услуги и направилась к кабинету милой рыжей гинекологички. Самое противное — это отвечать на вопросы:

— Сколько у вас было половых партнеров за последний год?

Я им что, математик, что ли?

— Семь.

Пусть будет так.

— Вы занимаетесь вагинальным сексом?

Как они усложнили. Перевожу. Вы трахаетесь?

— Да.

Интересно было бы посмотреть на девственницу, которая отдается лишь бэксайдом [4] Анально (англ.) и губами.

Оральным?

— Да.

— Анальным?

— Нет, — с гордостью ответила я.

И действительно — хоть в каком-то месте я девственница. А было бы забавно, если в конце этого допроса она подключила бы меня к детектору лжи и задала самый серьезный вопрос:

— Вы много соврали?

Врачам врать нельзя! Но я придерживаюсь другого принципа: «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Конечно, не в этом вопросе.

Я села в кресло, медсестра нажала на педаль и меня подняли на высоту полутора метров.

— О чем думаете? — спросил доктор.

— О том, кому первому отрывать левое яичко, если у меня что-то обнаружат.

— А что, много вариантов? — немного с издевкой спросила рыжая.

— Да так, порядочно.

Я не порядочная, только учусь.

Через сорок минут сообщили о трех несерьезных инфекциях и прописали множество лекарств и две недели воздержания. Я вернулась в холл, где сидела Линда и, уставившись в аквариум, бормотала что-то невнятное. Она ковырялась в ключах от машины, иногда вырывая ниточку из рукава черного свитера, мрачная в своем обличии, распространяя эту тусклость даже на воздух. Она выдохнула и пошла в сторону кулера. Смешала горячую и холодную воду и выпила залпом, смяв до изнеможения белый стакан.

— Хочешь, уйдем отсюда? — я сказала это таким тоном, как будто предлагала собственному ребенку сброситься в ущелье Высоких Татр.

— И что дальше? Нет, все нормально!

— Как знаешь.

— И, пожалуйста, не говори о детях!

— Как скажешь.

Она зашла в кабинет. Меня оставили в небольшой комнате между операционной и санузлом, с унылым видом на Ленинский проспект. Я листала Marie Claire, читала интервью с ведущей Татьяной Гарнидзе.

Тем временем Линду переодели в белую одноразовую рубашку, погладили по плечу, с состраданием и немного осуждением посмотрев на ее отвердевший, но еще плоский живот и увеличившуюся грудь, положили на кушетку, с одной стороны представляющую собой гинекологическое кресло. К ней подошла медсестра и пережала жгутом руку. Потом взяла маску и нежно спросила:

— Будем спать?

— Буду спать.

Маска перенесла в ее дыхательную систему нужное вещество, игла — в кровь анестезию. А трубка, создающая вакуумное пространство, расширяя нужное отверстие на двенадцать миллиметров, высосала из матки плод. Вскоре Линда проснулась, но ей потребовалось еще несколько часов, чтобы заново научиться контролировать тело, и опорно-двигательный аппарат начал свою привычную работу. Ее не покидали мысли о том, как сестра вынесла судно, где среди крови и жижи различались остатки живого организма, по срокам пола еще не было — но вот туловище и голова уже приобретали знакомые формы, немного напоминали гуманоида, сотканного из чувств двух людей. Это был ее ребенок.

Странно, моя подруга — убийца.

Я никогда не буду делать аборт.

Через тридцать минут мы вышли к машине: Линда, переминаясь с ноги на ногу и чуть держась за живот, закутавшись в твидовое пальто и прикрыв глаза солнечными очками, а я — уныло хватая длинные рукава, иногда пальцами поглаживая запястья. За рулем сидел водитель Настиного брата, чудом оставшийся в живых после того злосчастного утра.

— У меня на всю жизнь выработалось отвращение к звукам пылесоса.

— И что теперь?

— Три дня лежать и не вставать. Прописали курс антибиотиков.

— У тебя они есть или мне заехать купить?

Она протянула мне свою кредитку и хотела написать PIN-код, но я остановила.

— Я куплю все, не переживай.

Меня мучила совесть, что не отговорила Линду. Я хотела бы крестницу — покупать ей платья, ходить гулять, и пусть все думают, что я мама, маленькое существо поеживалось бы в коляске и корчило необдуманные рожицы. Прочь! Прочь такие мысли. Настя приехала пожить с Линдой эти три дня, пока ее мама восстанавливалась в Карловых Варах в отеле «Imperial». Я приезжала каждый вечер и привозила фильмы и журналы, проверяя, чтобы не показывали людей до восемнадцати и вырывая все картинки с детьми. А еще Глебастый предложил ей выйти замуж. Она сказала, что не сейчас. Наврала ему про молочницу, из-за которой придется воздержаться от близкого контакта. Он ей верит, от этого становится не по себе. Если ты доверяешь — тебя обязательно обманут.