Авраам Иегошуа - Возвращение из Индии

Хишин тоже произнес прочувственную речь в честь своего безотказного анестезиолога, хотя после смерти Лазара тот потерял вместе со своей уверенностью и свой юмор, так что под конец его речь была скучновата. Церемонией руководил молодой человек лет тридцати, кто был приглашен на место Лазара, как один из двух директоров, которым предстояло отныне выполнять его работу.

— Я вижу, — с некоторой горячностью и не без горечи сказал я мисс Кольби, которая пришла на это прощальное мероприятие не потому, что хорошо знала Накаша, а потому, что не знала, куда употребить свободное время, потеряв свое место в директорской администрации, — я вижу, что одного человека не достаточно, чтобы справиться с делами, которыми занимался бывший директор, и заполнить пустоту, оставшуюся после смерти Лазара.

И это было чистой правдой — требовалось как минимум двое, чтобы решить все оставшиеся дела, в том числе и такое, как мое, требовавшее найти постоянное, вместо временного, на полставки, место для молодого врача. Мое место было упразднено в этот же самый день после церемонии прощания с Накашем, после того, как я поговорил с наследником Лазара, человеком примерно моих лет, который долго извинялся, пытаясь успокоить меня, видя, в какой я нахожусь депрессии, причиной которой явилось не мое увольнение, которого я ожидал и к которому был готов, а то, что в кресле директора теперь восседал мой ровесник, в то время как душа Лазара спешно покидала мое тело.

А пока новое место для меня нашлось лишь в отделении анестезии, и за это я должен был быть благодарным доктору Накашу, который, кроме всего прочего, на следующий лее день пригласил меня в качестве помощника анестезиолога на частную операцию в больницу Герцлии. В течение всей этой длинной операции, удаляя злокачественные новообразования и метастазы, Хишин был непривычно тих и задумчив, и когда я заметил, что он намеренно избегает встречаться со мною взглядом, я подумал, что он каким-то образом узнал о моих отношениях с Дори. Но после того, как операция была окончена и мы переодевались в раздевалке, я узнал истинную причину его враждебности. Профессор Адлер рассказал ему о моем визите к его отцу.

— Чего вы на самом деле добиваетесь, доктор Рубин? — Он загнал меня в угол. — Стараетесь ли вы только узнать правду?

— Да, — немедленно и без секунды колебания отвечал я. — Именно так. И ничего более. И делаю это я для себя самого. А вы что подумали? Что я пойду и буду все рассказывать Дори?

Его маленькие глазки впились в меня, и в полной тишине он сверлил меня взглядом, веря и не веря. А затем он упрямо продолжил:

— Надеюсь… надеюсь, что это так. Очень надеюсь. Что вам в голову не пришло отправиться к ней, с тем, чтобы рассказать ей то, что вы считаете правдой. Пришло время вам повзрослеть, доктор Рубин, и понять, что в медицине есть тоже свои тайны. В этом одна из ее привлекательных сторон. Мы имеем дело с живыми существами, а не с неодушевленными предметами.

Не удержавшись, я спросил его:

— Но как она? Дори? Оправилась ли она уже?

На этот раз Хишин не мог сдержать удовлетворенной улыбки. Он развел руками.

— Вы что, действительно не знаете? — По моему лицу он понял ответ. — Ах, так вы не слышали последних новостей? Нам наконец-то удалось уговорить ее отправиться отдохнуть в Европу. Более того — мы уже договорились, какого числа мы с ней встречаемся в Париже.

— И когда же?

— На следующей неделе.

Поскольку никому не был известен его супружеский статус, непонятно было и другое — это «мы» было просто множественным числом, так сказать, фигурой речи, или подразумевалось появление второй женщины. Так или иначе, я не мог удержаться, чтобы не сказать:

— Она, что, уже отправилась в Европу? — Я говорил спокойно, но все во мне кричало от боли.

Прежний ироничный блеск вспыхнул в глазах Хишина.

— Надеюсь, у вас нет никаких возражений?

Сердце у меня готово было выпрыгнуть из груди. Хишин наклонился ко мне и дружески похлопал по спине. Была ли она уже в состоянии путешествовать в одиночку, в то время как мне самому с каждой минутой оставаться одному становилось все более невыносимо?

Когда я увидел доктора Накаша, стоявшего на автобусной остановке, я, притормозив, предложил ему запасной шлем, с тем чтобы довезти его до дома. Оказалось, что его на три месяца недавно лишили водительских прав. За превышение скорости.

— За превышение скорости?! — ошеломленно повторил я за ним, пока он надевал шлем на свою лысую голову. — А я-то считал вас одним из самых законопослушных людей на всем белом свете…

— Больше вы ничего не считали? — фыркнул Накаш и забрался на заднее сиденье.

Он признался, что никогда до этого не ездил на мотоцикле, но я не ощутил исходящего от него страха; напротив, его рука, которая одним прикосновением могла погрузить человека в сон или вывести его оттуда, легко опустилась мне на плечо, странным образом смягчая мою тревогу, возникавшую во мне от одной только мысли об ожидавшей меня впереди одинокой ночи.

Я довез его до дома и с благодарностью принял его приглашение выпить что-нибудь в его маленькой квартирке, которая, вопреки моим ожиданиям, оказалась неубранной; гостиная была завалена медицинскими журналами, и оборудование маленькой импровизированной лаборатории занимало добрую половину комнаты. Накаш и его жена экспериментировали с возможностью соединения анальгетиков, анестетиков и транквилизаторов, используемых в операционных в таблетках, пригодных для обычного употребления. На каждый, так сказать, день.

— И результаты? — добродушно поинтересовался я, протягивая миссис Никаш свою чашку, чтобы получить еще одну порцию кофе, превосходного, но имевшего какой-то не знакомый мне вкус. — Насколько крепко с этими таблетками можно заснуть?

Они обменялись взглядами, призванными решить, могут ли они вполне довериться мне. У них была очень темная кожа, оба они были поджары, одинаково некрасивы, напоминая в своем абсолютном сходстве однояйцовых близнецов.

Естественно, они не пожелали дать мне полный и недвусмысленный ответ, но видно было и то, что они на что-то намекают и хотят, чтобы я этот намек понял. Что я — чуть позднее — и сделал. Они намекали на то, что этими таблетками они воспользуются сами, когда придет время положить конец их земному существованию, — и таблетки помогут им совершить переход в иной мир быстро и без мучений, в полной независимости от произвольных решений самонадеянных докторов, считающих себя вправе распоряжаться страданиями этой жизни. Чтобы дать доказательства своего успеха, они подарили мне маленькую бутылочку, содержавшую несколько таблеток снотворного, отличающихся от предписанных докторами не по силе воздействия или продолжительности сна, которые они вызывали, но по скорости наступления сна и, что немаловажно, по легкости и приятности ощущений при просыпании.