Карл-Иоганн Вальгрен - КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН

— Потише… я не особенно доверяю этой перегородке.

— А я не особенно доверяю Янсену. Что он там темнил насчёт нашей деятельности?

Пейзаж вокруг был вызывающе мирным. Сонные деревни, ухоженные сады и огороды. Дети махали им вслед…

— Не думаю, чтобы он что-то знал о продуктовых карточках, если ты на это намекаешь, — продолжил Георг. — Он имел в виду только запрещённые картины… ну и так далее, а он, как заказчик, только выиграет, если нас оставят в покое.

— Надеюсь, ты прав. Но влезать в политические интриги у меня нет никакого желания.

Примерно через час машина свернула на узкую, посыпанную гравием аллею. Они проехали ещё с километр, прежде чем в просветах деревьев замаячила группа домов. Виктор понял, что перед ним своего рода охотничий замок, свежая постройка в пасторально-романтическом стиле. К главному зданию на спуске к озеру были пристроены два флигеля поменьше. На газоне стояли два чёрных лимузина.

Машина остановилась у ворот. Два охранника, заглянув в кабину, махнули рукой — проезжайте. — Я видел это на фотографии, — сказал Виктор.

— Где?

— В какой-то бульварной газетёнке… Это дача Геринга…

Виктор был прав. Они приехали в Каринхалль. Охотничий замок, выстроенный Герингом в память о своей первой жене, шведской аристократке Карин фон Канцов.

После тщательного обыска их провели в зал для приёмов. На полу лежали раскрытые медвежьи капканы с оскаленными пастями, словно эти железяки испустили дух от внезапного приступа страха. Стены был украшены старинными гобеленами и картинами, на первый взгляд подлинниками Кранаха. Головы оленей и кабанов щурились из альковов. В камине потрескивали дрова — Виктор в жизни не видел каминов таких размеров. К ним вышла секретарша в форме стюардессы.

— Пожалуйста, присядьте, — вежливо сказала она. — Рейхсмаршал примет вас, как только освободится. Не угодно ли чаю, пока вы ждёте?

Они налили себе чай из самовара на сервировочном столике и уселись в кресла, предназначенные, по-видимому, для титанов из греческой мифологии.

— Надо бы воспользоваться случаем и взять несколько автографов, — шепнул Георг, когда секретарша вышла, — Если бы я знал, к кому едем, захватил бы пачку фотографий…

Фотографии Геринга теперь не так легко раздобыть, подумал Виктор. Популярность шефа Люфтваффе с началом бомбардировок резко упала.

— Кстати, что ты знаешь о голландском золотом веке?

— Не больше, чем видел в музеях и учил на курсе истории живописи в академии. Ну, ещё Майер иногда получал заказы на копии.

— Не так уж мало! И нам вовсе не надо притворяться, что мы профессиональные эксперты.

Их тихая беседа была прервана вновь возникшей на пороге секретаршей.

— Рейхсмаршал ждёт вас, — сказала она. — Прошу следовать за мной.

Они прошли мрачным коридором, освещённым голыми лампами. Бесчисленные чучела зверей презрительно глядели на них со стен. Кранах, ещё Кранах… даже несколько Рубенсов. Совершенно невероятно — они идут по этому замку. Словно на съёмках фильма, подумал Виктор, случайно проходили мимо и попали в статисты… Дверь в кухню была открыта, служанки возились с кастрюлями. Ноздри дразнил запах изысканных блюд, ингредиенты для которых невозможно было раздобыть даже с подделанными продуктовыми карточками. Они свернули за угол и оказались в кабинете. За письменным столом тёмного дерева сидел невероятно толстый человек, в котором любой бы опознал знаменитого рейхсмаршала. На нём был белый фрак, на груди сверкало множество орденов.

— Фрейлейн Шиллер может оставить нас одних, — сухо произнёс он. — И попросите повара, чтобы не опаздывал с десертом. Гости прибудут через два часа, а потом мне сразу нужно будет отбыть в Ставку. — Он повернулся к посетителям: — Ну что вы там стоите! Подойдите поближе. Картина на столе.

Это был Вермеер, вернее, как Виктор сразу догадался, искусная подделка Вермеера. По словам говорившего без остановки рейхсмаршала, картина называлась «Христос и неверная жена». Он купил её у голландского галериста. Полотно было обнаружено совсем недавно в собрании одного амстердамского коллекционера, который даже не понимал масштаба сенсации. Неизвестный Вермеер — это никак не меньше, чем неизвестный Леонардо или Рембрандт, — такое открытие сразу попадает в золотые анналы истории искусств. Лично он не сомневается в подлинности полотна, но его советник высказывает некоторые сомнения, не идёт ли речь о современном Вермееру плагиаторе.

— Господа считаются экспертами, — сказал Геринг, — мне вас очень рекомендовали. Что скажете? Я не ошибаюсь? Не правда ли, мастерская работа?

Геринг злоупотребляет одеколоном, подумал Виктор, стоя рядом с толстяком и разглядывая лежащий на столе холст; запах лаванды и мускуса был настолько силён, что он начал дышать ртом… На полотне были изображены Иисус и молодая женщина. Христос, неожиданно светловолосый, жестом утешения положил руку на спину изменницы; она пристыжено уставилась в землю.

— Неизвестный Вермеер, господа! О чём ещё может мечтать коллекционер?

Толстяк побарабанил по столу. Его пальцы, украшенные многочисленными кольцами, напоминали перевязанные сосиски.

— Могу я перевернуть полотно? — спросил Виктор.

— Конечно! А зачем же вы здесь?

Виктор поставил картину на ребро и посмотрел на заднюю сторону. Рама была из сосны, а не из красного дерева или другого колониального материала, обычно используемого голландскими художниками… С другой стороны, Вермеер мог быть и исключением. Он помнил лекции в Академии художеств, помнил посещение художественной галереи с Майером и ещё одним известным реставратором: в гильдии Луки во время золотого века голландской живописи существовал совершенно особый способ изготовления рам. Здесь техника отличалась, хотя он не мог бы сказать чем именно. Интуиция подсказывала ему, что картина не подлинная, что она изготовлена сравнительно недавно, хотя и с использованием старинных рецептов красок. На одном багете виднелся след стального рубанка — само по себе ещё не доказательство, но явный знак: что-то тут не так.

Он опять положил картину и начал её рассматривать. Полотно выглядело старым, хотя краски чуточку ярковаты. Тонкая сеть кракелюр на поверхности… такие могут возникнуть, если использовать слишком быстро сохнущий лак: это он знал из своей собственной ошибки, сделанной им когда-то в ателье Майера. Никаких пузырьков в краске, ни следа плесени или бактерий… состояние слишком уж хорошее.

— Это настоящий бриллиант в моей коллекции! — сказал Герман Геринг, гордо выпятив верхнюю губу. — Не правда ли, господа, никаких сомнений? Я жду ответа, чтобы покончить со всей этой историей.