Меир Шалев - Дело было так

— Дело было так, — рассказывал он. — Она открыла замок куском железной проволоки, а потом она отодвинула засов своими зубами, а потом она вышла во двор, и она посмотрела направо, — он наклонил голову, как она, — и она посмотрела налево, — и он наклонил голову в другую сторону, со слегка ослиным выражением на лице, — и она увидела, что там никого нет, и тут же расправила уши, и помахала ими вот так, и побежала с огромной скоростью… — тут дядя Менахем замахал руками и побежал по двору смешным галопом, подражая ослу, который пытается с разгона взлететь в воздух, — и поднялась, и полетела…

— Так какое у тебя замечание? — недоуменно вопросил я. — Какая у тебя проблема с моим Качке, который тоже летает по воздуху?

— Я тебе скажу, в чем моя проблема, — хмуро сказал дядя Менахем. — Проблема моя в том, что этот твой рассказ не правдивый.

— Я знаю, что этот рассказ не правдивый, — сказал я, сдерживая улыбку. — Даже когда мне было пять лет и ты рассказывал мне свои истории про ослицу Иа, даже тогда я уже знал, что это неправда, потому что ослы и ослицы не летают по воздуху. Но мне понравился твой рассказ, и поэтому я решил использовать его в своей книге.

— Ты ничего не понял, — укоризненно сказал дядя Менахем. — Ни тогда, ни сейчас. Поэтому ты и сделал такую большую ошибку. Иа летала, она безусловно летала, только она летала не в Лондон говорить с английским королем! Она летала в Стамбул беседовать с турецким султаном!

— Когда Иа родилась, султана уже не было, — заметила мама, и я увидел, что дядя Менахем рассердился. — И вообще, какая разница, разве ты не видишь, что Меир просто рассказывает всякие истории?

Дядя Менахем тоже рассказывал всякие истории, как подлинные, так и выдуманные, но он был очень занят своим хозяйством, ничего не писал и не имел времени читать. Но, даже не имея этого в виду, он преподал мне тогда важный писательский урок. С тех пор и поныне я стараюсь поступать в соответствии с этим уроком. Вот и в этой книге, где я рассказываю доподлинную историю о доподлинных людях, его замечание указует мне путь и освещает дорогу. Поэтому скажу сразу — историю о свипере бабушки Тони я в течение многих лет знал только в версии моей мамы. Когда в семье узнали, что в своей новой книге я рассказываю эту историю, мне были переданы еще три версии, одну из которых я изложу в продолжении, а две других придумались, я в этом уверен, задним числом, в тот самый момент, когда они учуяли шанс появиться на свет. Поэтому я буду придерживаться версии моего детства, то есть маминой, в которой эта история начинается с приезда ее отца в Страну Израиля и эмиграции его брата в Соединенные Штаты.

Для этого рассказа мама тоже воспользовалась моим маленьким глобусом. Иногда я размышляю, купила она его для моих школьных занятий тоже или для того лишь, чтобы с его помощью рассказывать мне семейные истории. Она ставила глобус на стол, брала в руку желтый карандаш и согласованными движениями обеих рук — одна вращает земной шар, другая порхает над ним и помечает — показывала мне Россию, Европу, Атлантический океан и Соединенные Штаты.

— Здесь Украина, отсюда они приехали. Это Черное море. Дедушка Арон шел пешком от Макарова до Одессы — вот отсюда досюда — с двумя своими товарищами по Макарову, Снэ и Бенякувом.

Бенякув — это Бен-Яков, Ицхак Бен-Яков из кибуца Дгания, но моя мать, ее сестра и ее братья, рассказывая истории о своих родителях, всегда подражали их говору. Дедушка Арон, Нахум Снэ и Бенякув («их называли „Макаровская тройка“», — сказала она с гордостью) пришли в Одессу. Там они сели на корабль, который отправлялся в Стамбул — «вот здесь, это ворота в Средиземное море», — а из Стамбула они отплыли в порт Яффо, сюда, в Страну Израиля.

— Но старший брат моего отца, дядя Исай, — и тут ее карандаш вернулся на Украину и поехал поездом из украинского города под названием Киев в немецкий порт под названием Гамбург, а оттуда отплыл по каналу Ла-Манш и пересек Атлантический океан, — этот дядя Исай поехал в Америку «делать бизнес».

При слове «бизнес» ее лицо искажала едва приметная гримаса отвращения. «Бизнес» — это все то, что делают банкиры, купцы и прочие торгаши; всем этим наши предки достаточно занимались в галуте; здесь, в Стране Израиля, нам не нужны капиталисты и торгаши; нам нужны земледельцы и рабочие, учителя, бойцы и ученые. Особое отвращение мама питала к тем «спекулянтам», которые торговали акциями и землей. Она так презирала их, что запретила мне играть в «Монополию» — ту игру на доске, которая в Израиле была тогда известна под именем «Накопление». В ее глазах всякая «монополия» была ничем иным, как игрой земельных спекулянтов, жены которых эксплуатируют простых тружеников и погоняют своих слуг, а сами только тем и занимаются, что жуют чингу и делают себе маникур , тогда как их мужья скупают и перепродают наше национальное достояние — народные земли — и строят на них гостиницы для других таких же спекулянтов и капиталистов, и все они вместе только и ждут, чтобы поднялись цены, и сдают внаем, и вкладывают, и зарабатывают себе капитал.

— Наша земля — для того, чтобы сеять и сажать, пахать и строить, а не для того, чтобы покупать, и перепродавать, и зарабатывать, не работая! — объявила она, и только годы спустя, когда уже и моя сестра достаточно подросла, согласилась удалить «Монополию» из списка запрещенных игр, а через какое-то время даже сама стала играть в нее с нами. К нашему огорчению и к ее смущению, оказалось, что она превосходная спекулянтка, одновременно азартная и удачливая, так что ее «бизнес» всякий раз распространялся по всей доске, а ее кассы до отказа заполнялись «капиталом», в то время как мы, ее дети, большую часть игры проводили в банкротствах и в тюрьмах, что в углу доски.

Но вернусь, однако, к тому моменту, когда дядя Исай пришел в магазин «макаровца» в Лос-Анджелесе и купил там пылесос для бабушки Тони. Моя мама, в отличие от меня тогдашнего, воочию видела в своей молодости этот пылесос и поэтому описала мне его с большой точностью, или, как правильнее будет выразиться относительно историй, рассказываемых в нашей семье, с такой точностью, которая намного превосходила действительность.

У свипера бабушки Тони корпус был «большой и блестящий, огромный, как бочка».

У этого свипера были «четыре больших черных резиновых колеса», на которых он ездил с места на место.

Этот свипер был «большой, как корова, но тихий, как кошка».

И еще у него был всасывающий шланг, «черный, гибкий, толстый и длинный», и «разные головки», которые присоединялись к этому шлангу и перечислялись одна за другой на пальцах:

специальная головка для чистки пола,

и специальная головка для чистки ковров,