Юрий Вахтин - Иуда Искариот

- Что выдают? – не поняла Нина.

- Что будто пью много. Пошли, Нинуля, в машину, ты присядешь. Что ты разволновалась? На тебе лица нет? – Иван взял Нину под руку и повел к стоящим на стоянке «Жигулям».

Открыл заднюю дверь. Нина села. Иван прикрыл дверь, сам сел на переднее пассажирское место.

- Теперь здравствуй, Ниночка. Я вижу, узнала меня. Хотя тридцать лет прошло, - Иван говорил только потому, что ком в горле давил его: он боялся заплачет. События последних дней потрясли, казалось бы, человека из железа – Захарова Ивана Егоровича.

Нина молчала, только слезы скатывались по ее щекам, подбородку, на плащ, как и тогда, почти тридцать лет назад.

- Неужели надо прожить целую жизнь, чтобы понять, что ты любил? - пошептала она.

- Наверное, было надо, - тихо произнес Иван.

Они помолчали.

– Как ты? Муж? Дети? – первым заговорил Иван.

- Была замужем. Я долго не выходила – всё тебя ждала. Но время заглаживает, нет, не убирает совсем, а только заглаживает раны. Шрам остается, как после операции. Двое детей: старший в армии служит, младшему - шестнадцать, живет со мной, - Нина вздохнула.

- А муж? Ты о нем не говорила. Хороший человек? – снова спросил Иван.

- Был, - ответила Нина. – Муж умер два с половиной года назад. Молчун был, два слова в сутки. В душу не лез. Может, поэтому за него, на удивление всего колхоза, замуж вышла. Он агрономом у нас работал. Вот так и живем в глуши – в Тимирязевском районе, считай на Украине. Работа у меня всю жизнь заменяет: с утра до вечера, прихожу - темно. Сын вырос, помогает по дому, - Нина снова вздохнула.

- Ты же не старая, Нинуль. Так нельзя, должна у тебя и личная жизнь быть, - Иван достал сигареты, спросил у Нины разрешения закурить.

- Да кури. А у меня, Ванюш, наверное, и не было никогда личной жизни этой, одна общественная. Надо замуж – вышла. Я баба, значит, детей должна рожать – родила двоих защитников Отечества. А любовь – одна она у меня была в жизни. Как искорка вспыхнула и светит мне всю жизнь. Сначала ярко, потом все тусклее и тусклее. Я тебя, Ваня, всю жизнь ждала. Даже поначалу боялась с мужем спать. Назвать Иваном боялась, его Николаем звали.

- Я… я не думал, что ты так все близко к сердцу, Нинуля. Я не думал, что все так серьезно. Я думал, уехала, забыла давно. Я бы… - начал оправдываться Иван, еще не зная, что бы он сделал, если бы знал, что Нина всю свою жизнь любила его одного.

- Да ладно, Ванюш. У тебя-то как? Я слышала от николаевских наших большой ты человек. Молодец, - Нина ласково улыбнулась. – Я всегда верила в тебя.

- Какой большой? Выше второго секретаря райкома не поднялся, теперь уже не поднимусь. Женат. Тоже двое детей. Дочь Галина окончила мединститут, сейчас кооператор, это модно сейчас, все хотят хорошо жить, быть богатыми. Младший сын Виктор в армии служил, в этом году окончил университет, - Иван сделал паузу. – Горе у меня, Нинушка, огромное горе! – Нина даже вздрогнула от слов Ивана, он продолжал: – Пили втроем: мой Витюшка и еще двое парней с Москвы, их сейчас много у нас на строительстве пивзавода работает. Отмечали сдачу объекта. Ребята все нормальные, высшее образование у всех и дружили. В общем, один с крыши спорткомплекса, на котором они гуляли, упал. Разбился насмерть – неудачно на арматуру, торчащую из земли, упал. Ну, а мой - по пьянке: «Это я во всем виноват». Как это обычно, его в милицию, дело завели. Здесь он, в СИЗО сейчас. Я приехал к начальнику, может, даст свидание, хоть минут пятнадцать. А у тебя брат, я слышал?

- Откуда? – глаза у Нины округлились. – Значит, это ты на черной «Волге» ехал, остановился. Представляешь, я так и подумала, даже сердце кольнуло. Я всегда тебя на черной «Волге» представляла. Ты же большой начальник.

- Что ты, Ниночка, какой большой начальник. Я сейчас секретарем парткома на стройке. Правда, стройка большая, из самой Москвы идет руководство, - Иван Егорович достал из нагрудного кармана костюма носовой платочек, вытер лицо.

- Завод какой большой строят - военный, наверное, или военная тайна? - Нина улыбнулась.

- Завод огромный, но не военный, а по производству пива. Целый пивной концерн.

- Пива?!? – Нина снова удивленно округлила глаза.

«Она ничуть не изменилась», - подумал Иван Егорович: «Даже за тридцать лет. И глаза, когда чему-то удивляются, так же округляются. Боже, прошло тридцать лет. Целая жизнь, а, кажется, только вчера гуляли вечерами с ней по городу. Она очень любила ходить пешком по городу. Правда, и город был совсем другим тридцать лет назад: и спокойнее, и машин даже после десяти вечера встречалось единицы. Троллейбусы или такси везли последних загулявшихся пассажиров».

Иван Егорович с Ниной даже не заметили, как проговорили целый час, но что можно обговорить за один час после тридцати лет разлуки. Нина первая напомнила, что у них важные дела.

- Ванечка, мы заболтались. Тебе же к начальнику надо – хлопотать о свидании с сыном. Ты не волнуйся, Вань, все разберутся. Ты говоришь, не мог он толкнуть своего друга, значит, просто несчастный случай, а оговорил он себя от волнения, да и выпивши был, - Нина стала успокаивать Ивана Егоровича, и он вдруг подумал, что, наверное, не так остро чувствовал бы свое горе, если бы матерью Виктора была Нина – человек, который любит его, а значит, который вместе с тобой переживет и твою душевную боль.

Елена Владимировна и в горе осталась сама собой – неприступным холодным айсбергом, понять душу которого Иван Егорович не смог за двадцать восемь лет совместной жизни. Ему никогда не было с женой просто и уютно, как с Ниной, и вместе были только их тела, а души друг друга они так и не смогли понять или не хотели понимать.

- Ты где остановилась? – поинтересовался у Нины Иван Егорович.

- Я живу у брата, вернее, в его квартире. Мы выписались с сыном и прописались у него в квартире, - Нина посмотрела в глаза Ивана. – Он так захотел: не хочу, говорит, чтоб квартиру, которую своим здоровьем заработал, назад государство забирало. У него кроме нас никого нет. С женой он развелся сразу после ранения, детей у них не было. Я взяла отпуск на работе, меня уважают в совхозе, и директор все понял по-человечески, отпустил в отпуск на время суда, а потом дело будет видно. Я и вещи все в совхозе оставила, и Петрушка в девятом классе учится. Всё уладим после суда.

- А что говорит адвокат? – снова поинтересовался Иван Егорович. – У вас хороший адвокат? Ты сама нашла или назначили?

- Хороший! Очень душевный. Старенький уже, Федор Федорович.

- Митин?! – теперь удивился Иван Егорович.

- Да. Ты его знаешь?

- Представь, он ведет дело моего сына. И здесь нас судьба соединила, - Иван Егорович улыбнулся. Ему стало теплее после разговора с Ниной. Даже после трагедии часы отпустили, куда-то исчезли. Он записал адрес Нины, ее телефон, оставил свой. – Мы созвонимся, нам надо еще, обязательно надо встретиться, - говорил Иван, словно боясь, что Нина исчезнет снова на много лет.