Труман Капоте - Моя сторона дела

Truman Capote. My Side of the Matter

(1945)

Я знаю, что говорят обо мне и вы можете занять любую из сторон, дело ваше. Тут слово идет против слова, мои слова против слов Юнис и Оливии–Анн, но любому нормальному человеку должно быть понятно, на чьей стороне пахнет лисятиной. Я только хочу, чтобы граждане США знали факты, вот и все.

Факты: в воскресенье, 12 августа, сего года от Рождества Христова, Юнис пыталась мечом ее папаши, времен Гражданской Войны, заколоть меня, а Оливия–Анн весь воздух перемесила четырнадцатидюймовым тесаком для свиней. Это еще не говоря о многих других вещах.

Началось все шесть месяцев назад, когда я женился на Марш. Это было первой моей ошибкой. Мы венчались в Мобайле, будучи знакомыми лишь четверо дней. Нам обоим было по шестнадцать и она гостила у своей кузины, Джорджии. Теперь–то, когда у меня полно времени для раздумий, мне просто в голову не лезет, как я на подобное чудо мог запасть. Красоты в ней нет — ни тебе тела, ни каких бы то ни было мозгов. Но Марш — натуральная блондинка, может в этом все дело. В любом случае, три месяца спустя ей вдруг приспичило забеременеть. Второй мой промах. Она начала вопить, что ей нужно домой к маме – а мамы никакой у нее нет, только две эти тетки – Юнис и Оливия–Анн. И вот она заставляет меня оставить довольно выгодную должность клерка в универмаге Кэш–Н-Кэри и переехать в эту дорожную дыру – Адмирал Милл. Дыра, как ни взгляни.

В день, когда Марш и я сошли с поезда на станции L&N, дождь лил как из ведра, и что вы думаете, хоть кто–нибудь пришел нас встретить? А я еще выложил кровных 42 цента на телеграмму! Жена моя беременна, а нам приходится плестись в такой ливень целых семь миль. Это плохо сказалось на Марш, ведь по причине сильных болей в спине, я был лишен возможности нести пожитки. Когда я впервые увидел сам дом, признаюсь, я был впечатлен. Большой, желтый, впереди большие колонны, а по периметру двора – красные и белые камелии.

Юнис и Оливия–Анн увидели, как мы идем, и ждали в холле. Клянусь, хотел бы я показать вам этих двоих. Вы бы, ей–богу, умерли! Вот толстая старушенция – это Юнис, и зад у нее с виду потянет на центнер. Что дождь, что снег – бороздит по дому в своем «кимоно» — а это самая настоящая старомодная ночнушка, кимоно и рядом не лежало, грязная такая фланелевая ночнуха. Более того, жует табак, но строит из себя леди, сплевывает тайком. Постоянно болтает, какое высокое у нее образование — пытается испортить мне настроение, хотя меня персонально это ни капли не волнует, ведь я знаю –она не может прочесть комикс, и это факт — без выговаривания вслух каждого отдельного слова. Одного у нее не отнимешь – она может складывать и вычитать деньги с такой быстротой, что ей следовало бы работать в Вашингтоне, округ Колумбия, где печатают это дело. Не то чтобы у нее самой не было кучи денег! Она, естественно, говорит, что нет, но я–то знаю, что есть, потому что однажды случайно обнаружил почти целую штуку в цветочном горшке на боковой веранде. Я ни взял ни цента, хотя Юнис говорит, будто я стянул одну сотенную банкноту, что является гнусной ложью от начала и до конца. Конечно, все, что говорит Юнис – это приказ главнокомандования, ведь ни одна живая душа в Адмирал Милл сказать не посмеет, что не задолжала ей денег, и если она заявит, что Чарли Карсон(слепой девяностолетний инвалид, не сделавший ни шагу с 1896 года) швырнул ее на спину и изнасиловал, любой в нашем графстве подтвердит это на стопке Библий.

Что до Оливии–Анн, то она еще хуже, и это правда! Разве что меньше, чем Юнис, действует на нервы, потому что от рождения слаба на голову и ей следовало бы жить взаперти на чьем–либо чердаке. Бледная как лист, костлявая и носит усы. Весь день она сидит на корточках то тут, то там, и вырезает чего–то своим четырнадцатидюймовым ножом для разделки свиней. Если же нет – значит, затевает что–либо бесовское, вроде той проделки с Мисс Гарри Стеллер Смит. Я поклялся никому не говорить об этом, но после того как твою жизнь пытаются прервать так нагло, к черту все обещания, говорю я.

Юнис прозвала свою канарейку Мисс Гарри Стеллер Смит в честь женщины из Пенсаколы, чье домодельное средство от всех болезней она принимает от подагры. И вот в один прекрасный день до меня доносится этот жуткий шум из гостиной и что я обнаруживаю? Оливия–Анн гонит Мисс Гарри Стеллер Смит метлой в сторону открытого окна, и дверца клетки тоже распахнута настежь! Войди я мгновением позже, и птичку было бы уже не поймать. Она испугалась, что я расскажу Юнис, и выболтала все сразу — нечестно, говорит, держать создание Божье в клетке, и кроме того, она терпеть не может пения Мисс Гарри Стеллер Смит. Тогда я вроде как пожалел ее и она поделилась двумя долларами, после чего я помог ей состряпать историю для Юнис. Конечно, я бы не принял денег, только я подумал, что это поможет облегчить её совесть.

А вот вам первые слова Юнис, едва я ступил за порог их дома.

«И вот из–за этого», — говорит, — «ты, Марш, сбежала и вышла замуж за нашими спинами?»

Марш в ответ: «Правда ведь, он самый смазливый из всех, тетя Юнис?»

Юнис окинула меня — глаза вни–и-з… потом вве–е-ерх… и говорит: «Скажи ему, чтоб развернулся».

И пока я стою спиной к ним, Юнис говорит: «Ты, видать, выбрала самого мелкого порося из целого хлева. Ведь это и на мужчину–то не походит».

Никогда в жизни меня так не оскорбляли! Хоть я и вправду немного полноват, но я просто еще не набрал полный рост.

«А вот и нет — походит.» — отвечает тем временем Марш.

Оливия–Анн, которая все стояла, широко разинув свой рот, что твой аэропорт для мух, говорит: «Ты же слышала свою сестру. Он никакой и не мужчина. Подумать мне – бегает везде со своим пятачком, за мужчину хочет сойти! Ведь он даже не мужского полу!»

Марш в ответ: «Ты очевидно забываешь, тетя Оливия–Анн, что это мой муж, отец моего будущего ребенка.»

Тут Юнис издает свой коронный мерзкий звук и говорит: «Ну, что сказать, — я бы точно не стала хвастаться этим.»

Ну разве это не теплый прием? После того, как я сам оставил такую замечательную позицию клерка в Кэш–Н-Кэри.

Но это даже не капля в море по сравнению с тем, что вышло под вечер. После того, как Блюбелл убрала со стола, Марш самым вежливым тоном попробовала одолжить автомобиль, чтобы мы могли съездить на киносеанс в Феникс.

«Ты должно быть не в своем уме» — отвечает Юнис. И голос у нее, не соврать – будто с нее сдирают последнее кимоно.

«Ты должно быть не в своем уме» — вторит Оливия–Анн.

«Уже шесть, и если ты,» — говорит Юнис, — «думаешь, что я дам этому пятаку сесть в мой Шевроле 1934 года, почти–как–с-иголочки, и доехать хотя бы до уборной и обратно, ты точно не в своем уме.» Естественно, подобное обращение вызвало слезы у Марш.