Карсон Маккаллерс - Отражения в золотом глазу

Она понимала, что попала в ловушку — чтобы приступить к выполнению своих планов, приходилось ждать выздоровления, а это осложняло уход за ней. На первых порах наняли сиделку из госпиталя, но Анаклето с ней не ужился, и через неделю ей дали расчет. Алисон постоянно преследовали галлюцинации. Вечером по соседству пронзительно закричал ребенок, как дети часто кричат во время игры, и ее обуял необъяснимый страх, что ребенок попал под автомобиль. Она послала Анаклето на улицу, но даже после того, как он уверил ее, что дети играют в «шпионов», ей не удалось избавиться от беспокойства. А вчера она почувствовала запах гари и решила, что в доме начался пожар. Анаклето осмотрел каждый уголок — это ее не убедило. Любой внезапный звук, малейшая неудача доводили Алисон до слез. Анаклето обкусал свои ногти до мяса, а майор по возможности проводил время вне дома.

Теперь, ночью, когда Алисон лежала в темноте и плакала, перед ней возникла еще одна галлюцинация. Она выглянула в окно и снова увидела на газоне у дома Пендертонов тень человека. Человек стоял неподвижно, прислонившись к сосне. Алисон видела, как он пересек газон и вошел в заднюю дверь дома. Вдруг, словно удар грома, до нее дошло, что этот скрывающийся человек — ее собственный муж. Он ходит к жене Уэлдона Пендертона, хотя Уэлдон находится в это время дома и работает в кабинете. Она была настолько оскорблена, что перестала слушать доводы разума. Обессилев от гнева, поднялась с постели и прошла в ванную комнату, где ее стошнило. Потом набросила поверх ночной рубашки пальто и надела туфли.

По пути к Пендертонам она ни минуты не колебалась, ни разу не задалась вопросом, чт о она, больше всего на свете ненавидящая семейные сцены, будет делать в ситуации, в которой сейчас окажется. Вошла через переднюю дверь и с грохотом ее за собой захлопнула. В холле было темно, в гостиной горела всего одна лампа. Задыхаясь, она поднялась по лестнице. Дверь в спальню Леоноры была приоткрыта, она увидела там силуэт мужчины, сидящего у кровати на корточках. Алисон вошла в спальню и зажгла свет.

Солдат зажмурился от света. Он взялся рукой за подоконник и приподнялся. Леонора пошевелилась во сне, что-то пробормотала и отвернулась к стене. Алисон стояла в дверях с бледным, дрожащим от возбуждения лицом. Потом, не сказав ни слова, вышла из спальни.

Капитан Пендертон слышал, как открылась и закрылась входная дверь. Он чувствовал что-то неладное, но инстинкт удерживал его за столом. Он грыз приделанную к карандашу резинку и напряженно ждал. Капитан не знал, чего он, собственно, ждет, и с удивлением услышал стук в дверь. Не дожидаясь ответа, в кабинет вошла Алисон.

— Что привело вас сюда столь поздно? — спросил капитан с нервным смешком.

Алисон ответила не сразу. Сначала собрала воротник своего пальто вокруг шеи, потом заговорила каким-то бесцветным механическим голосом:

— Советую вам подняться в спальню своей жены, — сказала она.

Эти слова, равно как и необычность ее появления, изрядно напугали капитана. Но еще сильнее, чем внутреннее смятение, была мысль о том, что ни в коем случае нельзя терять самообладания. В мгновение ока в его голове промелькнуло множество самых противоречивых предположений. Слова Алисон могли означать только одно: Морис Лэнгдон находится в спальне Леоноры. Нет, конечно же нет, в этом случае она сказала бы их другим тоном. А если да, то в каком положении он оказался! Капитан приторно и сдержанно улыбнулся, ни одной чертой не выдавая обуревавшие его страх, сомнение и злость.

— Дорогая, — ласково сказал он, — вам вредно много ходить. Я отведу вас домой.

Алисон посмотрела на капитана долгим пронзительным взглядом. Казалось, она решает в уме какую-то логическую задачу. Немного спустя медленно произнесла:

— Не хотите ли вы сказать, что вам все известно и вы останетесь здесь, ничего не предпринимая?

Капитан упрямо сохранял самообладание.

— Я отведу вас домой, — повторил он. — Вы не в себе, вы сами не знаете, что говорите.

Он торопливо поднялся и взял Алисон под руку. Ощущение ее болезненно-хрупкого локтя под тканью пальто вызвало у него отвращение. Капитан поспешил с ней по лестнице и через газон. Передняя дверь дома Лэнгдонов была открыта, но капитан продолжительно позвонил. Через несколько минут в холле появился Анаклето, а перед самым своим уходом капитан увидел, как сверху из спальни вышел Моррис. Со смешанным чувством замешательства и облегчения он вернулся домой, предоставив Алисон объясняться самой.

На следующее утро капитан Пендертон ничуть не удивился, узнав, что Алисон Лэнгдон сошла с ума. К полудню об этом знал весь гарнизон. (Речь шла о «нервном расстройстве», но эти слова никого не обманули.) Когда капитан и Леонора пришли предложить свою помощь, они обнаружили майора возле запертой изнутри спальни жены с перекинутым через плечо полотенцем. Он терпеливо простоял здесь почти весь день. Его светлые глаза были широко открыты от удивления, он то и дело дергал себя за ухо. Спустившись к Пендертонам, он как-то официально пожал обоим руки и мучительно покраснел.

Подробности трагедии майор скрыл в своем потрясенном сердце, рассказав о них только доктору. Алисон не раздирала в клочья простыню, не исходила слюной, как, по его мнению, делают сумасшедшие. Вернувшись домой в час ночи в ночной рубашке, она просто объявила, что Леонора обманывает не только мужа, но и самого майора, и притом с солдатом. Потом сказала, что собирается подать на развод, и добавила, что денег у нее сейчас нет и она будет весьма признательна, если майор одолжит ей пятьсот долларов под четыре процента годовых, а поручителями будут Анаклето и лейтенант Вейнчек. В ответ на его испуганные вопросы Алисон сообщила, что собирается вместе с Анаклето открыть магазин или заняться ловлей креветок. Анаклето принес в ее комнату чемодан и всю ночь упаковывал под ее присмотром вещи. Они то и дело устраивали передышку, пили чай и изучали карту, так как совершенно не знали, куда поедут. Перед самым рассветом остановились на Мультривиле, штат Южная Каролина.

Майор Лэнгдон был потрясен. Он долго стоял в углу спальни Алисон и наблюдал, как они собирают вещи, но рта открыть не осмеливался. Спустя продолжительное время, когда сказанное до него дошло, он был вынужден признать, что Алисон сошла с ума, и забрал из комнаты маникюрные ножницы и каминные щипцы. Потом спустился вниз и, захватив бутылку виски, уселся за кухонный стол. Майор плакал и облизывал соленые слезы с кончиков усов. Он горевал не только из-за Алисон; ему было стыдно и за себя, как будто случившееся бросало тень на его порядочность. Чем сильнее он пьянел, тем невыносимее казалось несчастье. Один раз майор поднял глаза к потолку и выкрикнул в тишине кухни, вопрошая и умоляя: