Дорис Лессинг - Великие мечты

— И посмотрите на свои полы. Тут вообще когда-нибудь убирают?

— Но сейчас так пыльно, — промолвил учитель пристыженно и поэтому едва слышно. — Пыль…

— Говорите громче.

На помощь своему преподавателю пришли ученики:

— Земля очень сухая. Мы только подметем, как ветер снова несет пыль.

— Вы как разговариваете со мной? Встаньте!

Поскольку чиновники появились в школе без церемоний и предупреждений, молодой учитель не успел поднять класс из-за парт, но теперь он спохватился, и с треском и шарканьем дети встали.

— Что за безобразие? Почему эти дети не знают, как здороваться с представителями правительства?

— Доброе утро, товарищ инспектор, — пропели дети приветствие, которое так долго репетировали. Они все еще улыбались и радовались этому визиту, после которого наконец-то у них появятся учебники, карандаши и даже, возможно, новый директор.

— Немедленно займитесь уборкой, — велел господин Пхири учителю, который жалко улыбался, как нищий, которому отказали в милостыне.

— Господин Пхири, товарищ инспектор, господин… — Он засеменил вслед за чиновниками, направляющимися в следующий класс.

— Что еще?

— Вы не могли бы попросить, чтобы нам прислали книги… — Теперь учитель был похож на посланца с важным сообщением, которое во что бы то ни стало нужно доставить по назначению, и тут уж любые претензии на достоинство побоку. Он стиснул руки и заплакал: — Товарищ инспектор, нам так трудно учить, ведь у нас ничего нет…

Но начальство уже вошло в другой класс, откуда почти сразу же донеслись крики и ругань разгневанного господина Пхири. Он пробыл там только минуту, зашел в следующий класс — опять буря негодования. Учитель из класса, с которого Пхири начал свой обход, постоял, прислушиваясь и давая себе время опомниться, потом вернулся к ожидающим его ученикам. Пятьдесят пар глаз засияли при его появлении надеждой: «О, пожалуйста, скажите, что все будет хорошо».

— О'кей, — сказал он, и сияние потухло.

Молодой учитель изо всех сил старался не заплакать снова. Сочувственно зацокали старшие из учеников, раздались негромкие «ай-ай-ай».

— Сейчас у нас будет урок письма. — Учитель повернулся к доске и кусочком мела написал крупным, по-детски округлым почерком: «Сегодня к нам в школу приезжал товарищ инспектор».

— А теперь Мэри.

Высокая девушка лет шестнадцати пробралась через тесно стоящие парты вперед, взяла мел и переписала предложение. Закончив, она присела в коротком реверансе перед учителем, который сам всего два года назад сидел в этом же классе, и вернулась на свое место. Все сидели тихо, вслушиваясь в то, что происходило в соседних помещениях. Каждый из учеников надеялся, что его тоже вызовут к доске и дадут шанс продемонстрировать свои знания. Проблема была в дефиците мела. У учителя имелись маленький кусочек и еще две целых палочки мела, которые он хранил в кармане рубашки: шкаф, предназначенный для хранения школьного имущества, все время взламывали, несмотря на то что он давно уже стоял пустой. Так что не могло быть и речи, чтобы все дети, один за другим, написали на доске предложение.

Гневные крики, сопровождающие передвижение господина Пхири и господина Мандизи по школе, вновь стали громче; вот уже они раздались прямо за дверью — чиновники возвращаются? По крайней мере, на доске у них написана хорошая фраза… Нет, прошли мимо. Дети бросились к окнам, чтобы напоследок еще раз взглянуть на товарища начальника. Две спины исчезли на тропе к дому священника. Вслед за ними появилась третья — в пыльной черной сутане. Это отец Макгвайр побежал за чиновниками, он махал и кричал им, чтобы они подождали его.

Молча дети расселись по своим местам. Было уже почти двенадцать часов, время устроить перерыв на обед. Не все смогли принести из дома еду. Таким бедолагам оставалось только смотреть, как их одноклассники едят комок холодной каши или кусок печеной тыквы.

Учитель объявил:

— Следующим уроком у нас будет физкультура.

Радостные возгласы. Дети любили этот урок, который проходил на школьном дворе — пыльном пустыре между зданиями школы. Никаких перекладин, никаких мячей, никаких канатов, скакалок или матов. Учителя просто выводили по очереди свои классы в пустой двор.

Два чиновника ворвались в дом священника, и священник сразу вслед за ними.

— Я не видел вас в школе, — сказал господин Пхири.

— Наверное, это потому, что вы не заглянули в третий ряд классов, а я был там.

— Я слышал, что вы преподаете в этой школе. Кто вам разрешил?

— Не то чтобы преподаю… Я веду классы коррекции.

— Не знал, что в программе есть такие занятия.

— Я помогаю детям, которые из-за бедственного состояния школы отстали от программы на три или четыре года. И называю такие занятия классами коррекции. Это абсолютно добровольно. Я не получаю за это зарплату. Мои труды не стоят правительству ни доллара.

— А те монахини, которых я видел. Почему они не преподают?

— У них нет соответствующей квалификации, даже для такой школы, как эта.

Господин Пхири готов был разразиться бранью и криками — может, ударить что-нибудь… или кого-нибудь, — но вдруг почувствовал головокружение. Его врач советовал ему избегать волнений. Он сделал вдох, сосредоточился на столе, накрытом к обеду: куски холодного мяса, помидоры. От буханки свежеиспеченного хлеба исходил чудесный аромат. Инспектор подумал о садзе. Вот что ему сейчас нужно. Если бы только его бедный желудок наполнился успокоительной тяжестью и теплом хорошо сваренной садзы…

— Не согласитесь ли вы разделить с нами нашу скромную трапезу? — спросил священник.

Вошла Ребекка с тарелкой вареного картофеля.

— Ты приготовила садзу?

— Нет, господин, я ведь не знала, что вас ожидают к обеду.

Отец Макгвайр быстро вмешался:

— К сожалению, как все мы знаем, хорошая садза готовится не менее получаса, а мы не оскорбим вас, предлагая недоваренную садзу. Но, может, вы согласитесь отведать говядины? Вынужден сказать, что нынче полно говядины. Несчастные создания не выдерживают засухи.

Желудок господина Пхири, только было начавший расслабляться в ожидании садзы, вновь сжался. Инспектор заорал на господина Мандизи:

— Пойдите и узнайте, починили ли мою машину! — Господин Мандизи не сразу смог отвести глаза от хлеба, но потом с возмущением посмотрел на своего начальника: ему положен обед. Он не двинулся с места. — А потом возвращайтесь, доложите мне, все ли в порядке, и если да, то отвезете меня к себе в контору.

— Я уверен, что ремонт завершен. У механика было целых три часа, — промямлил господин Мандизи.

— Что это, неужели вы спорите со мной, господин Мандизи? Что вы себе позволяете? Или я не ваш начальник? И это после того, как я убедился в вашей полной некомпетентности! Вы поставлены здесь для того, чтобы следить за местными школами и докладывать обо всех недочетах. — Господин Пхири кричал, но голос его был слаб и тонок. Слезы чуть не брызнули из его глаз — от бессилия, от злости и от стыда за то, что довелось ему сегодня увидеть.