Дорис Лессинг - Великие мечты

Втроем они прошли через буш к могилам. Их уже насчитывалось более полусотни. Среди самых свежих — могилы Ребекки и ее сына Тендерая, два овала красной пыли под высоким деревом. Сильвия остановилась возле них, и два мальчика, видя выражение на ее лице, подошли к ней, и она прижала их к себе. Наконец-то она сумела заплакать, уткнувшись в их плечи: да, мальчики уже стали выше нее.

— А теперь вы должны поговорить с нашим отцом.

— Да, знаю.

— Пожалуйста, не сердитесь на нас. Приходили полицейские, они забрали все лекарства и бинты. Мы говорили, что вы сами заплатили за все, своими деньгами.

— Это уже не важно.

— Мы сказали им, что они воруют, что это ваши лекарства.

— Правда, это не важно.

— И теперь бабушки приводят в наши палаты больных детей.

По всей Цимлии старухи и иногда старики, чьи взрослые дети умерли, пытались кормить и воспитывать маленьких сирот.

— Чем же они кормят их?

— Новый директор сказал, что будет давать им еду.

— Но детей слишком много, разве сможет он накормить всех?

Они стояли на небольшом холме и смотрели вниз, на больницу Сильвии. Три старые негритянки сидели в тени навеса, а вокруг них было около двадцати детишек. Негритянки были старыми по стандартам третьего мира; в более удачливых странах они бы сейчас экспериментировали с диетами и искали себе любовников.

Под большим деревом лежала то ли куча тряпок, то ли что-то похожее на питона: Джошуа. Сильвия опустилась перед ним на колени и окликнула его по имени. Он не шевельнулся. Некоторые люди перед смертью выглядят так же, как будут выглядеть мертвыми, так близко их скелет расположен под кожей. Лицо Джошуа было сплошь кости; серая кожа западала в отверстия. Он приоткрыл глаза, облизал сухие губы потрескавшимся языком.

— Тут есть где-нибудь вода? — спросила Сильвия.

Зебедей помчался к старым женщинам, которые недовольно отвечали что-то на его просьбу, очевидно не желая тратить воду на умирающего человека. Но Зебедей зачерпнул пластиковой кружкой воды из канистры, открытой для пыли и сухих листьев, и прибежал к отцу, поднес кружку к его запекшимся губам. И внезапно древний старик (пожилой по другим стандартам) ожил и стал жадно пить воду, судорожно двигая горлом. Потом он вытянул свою тощую, как у скелета, руку и сжал запястье Сильвии. Его пальцы были как костяной браслет. Джошуа не мог сесть, но приподнял голову и стал бормотать что-то — проклятья и ругательства, догадалась Сильвия. Его глубоко запавшие глаза горели ненавистью.

— На самом деле он так не думает, — сказал Умник.

— Да, на самом деле все не так, — убеждал Сильвию и Зебедей.

Потом Джошуа выговорил:

— Увези моих детей. Увези их в Англию.

Запястье Сильвии онемело, стиснутое костяным кольцом.

— Джошуа, отпусти меня, ты делаешь мне больно.

Его хватка только усилилась.

— Ты должна обещать мне сейчас-сейчас, обещай мне. — Его голова на полумертвом теле тянулась вверх. Так поднимает голову змея с перебитой спиной.

— Джошуа, отпусти меня.

— Обещай… Ты должна… — И он продолжал бормотать проклятья, не спуская с Сильвии глаз. Потом его голова упала на землю, но он так и не закрыл глаза, не прекратил проклинать ее.

— Хорошо, Джошуа, я обещаю. А теперь убери руку. — Его пальцы не разомкнулись. Сильвия в панике думала, что он может умереть, а она окажется прикованной к трупу.

— Не верьте его словам, доктор Сильвия, — шепнул Зебедей.

— Он говорит не то, что думает, — сказал Умник.

— Хорошо, что я не понимаю, что он говорит.

Костяной наручник упал с ее запястья. Сильвия едва могла пошевелить пальцами. Присев перед Джошуа на корточки, она растирала руку.

— Кто за ним присматривает?

— Старые женщины.

Сильвия подошла к женщинам и дала им денег, почти все, что было у нее с собой, оставив лишь немного на проезд до Сенги. Может, эти дети будут сыты хотя бы месяц.

— Идите собирайте свои вещи, мы уезжаем.

— Сейчас? — Мальчики отпрянули от нее, потрясенные: то, о чем они мечтали, вдруг оказалось так близко, и так же близко было расставание со всем тем, что было их миром.

— В Сенге я куплю вам одежду.

Они побежали в деревню, а Сильвия пошла вверх по холму через заросли олеандра и свинчатки к дому, где все ее имущество уже было уложено в сумку. Сильвия предлагала племяннице Ребекки взять книги, взять все, что захочется. Но девушка попросила только «картину с женщинами», которая висела на стене. Ей нравятся их лица, так она сказала.

Вернулись мальчишки, у каждого в руках по пакету.

— Вы что-нибудь ели?

Нет, разумеется, они не ели. Сильвия усадила их за стол, нарезала хлеб, поставила между ними банку с джемом. Вместе с племянницей Ребекки они смотрели, как подростки неумело возятся с ножами, намазывая джем. Им придется научиться многим вещам. На душе у Сильвии было тяжело при мысли о том, как им придется трудно. Им предстоит объять необъятное — Лондон, им предстоит столько всего узнать — начиная с того, как пользоваться ножами и вилками, и вплоть до того, как лечить людей.

Сильвия позвонила Эдне Пайн, которая сообщила, что Седрик заболел, она не может оставить мужа. Кажется, у него шистосомоз.

— Ничего страшного, мы доберемся на автобусе.

— Ни в коем случае, эти местные автобусы смертельно опасны.

— Люди же ездят.

— Ну, я, во всяком случае, и близко к ним не подхожу.

— Я прощаюсь, Эдна.

— О'кей. Не трать понапрасну нервы. На этом континенте наши дела написаны на воде… О, что я говорю, на песке, конечно, а не на воде. Это Седрик все время повторяет, он в депрессии, к нему перебежал мой черный пес. «Наши дела написаны на воде», — говорит он. Седрик становится религиозным. Да, только этого не хватало. Ладно, до свиданья. Увидимся.

И вот они втроем встали там, где дороги в миссию и на ферму Пайнов соединяются с главной дорогой на север. Это была узкая полоска щебенки, залитая гудроном, изрытая ямами и словно изъеденная по краям, как репродукция Леонардо, которую этим утром сняла со стены племянница Ребекки. По времени уже должен был подойти автобус, но он опаздывал. Он всегда опаздывал. Они стояли и ждали. Потом сели на камни под деревом, положенные там именно с этой целью, и продолжали ждать.

Казалось бы, заштатная, плохонькая дорога, петляет через буш, засыпанная песком, — что видела она? Но по ней совсем недавно промчался кортеж шикарных машин, которые спешили на церемонию бракосочетания Вождя с его новой женой (Мать страны умерла). Приглашен был весь мир, товарищи и не только. Гостей подвозили или по этой дороге, или на вертолетах — других путей не было к той «точке роста», возле которой родился товарищ президент. Для церемонии возвели два больших шатра. В одном из них на раскладных столиках предлагались местным жителям булочки и «фанта», а во втором был накрыт на белых скатертях настоящий пир — для элиты. Однако церковная служба в честь бракосочетания длилась слишком долго. Бедняки, сметя в один миг свои булочки, повалили в шатер для сильных мира сего и, несмотря на протесты официантов, съели и там всю еду.