Дорис Лессинг - Великие мечты

— Сильвия, вы должны научиться не принимать все так близко к сердцу.

Она взорвалась:

— Мне не вынести этого, святой отец. Я не вынесу того, что вижу. Девять десятых страданий беспричинны.

— Да, да, да. Но так уж здесь заведено. Да, так. Такие они. Они изменятся, я уверен. Да, само собой, они изменятся. Но, Сильвия, я различаю в вас задатки мученика, и это нехорошо. Вы взошли бы на костер с улыбкой, да, Сильвия? Я думаю, что с улыбкой. А пока вы сжигаете себя сами. Теперь я собираюсь прописать вам лечение, как вы прописываете лечение этим беднякам. Вы должны есть три раза в день. Вы должны больше спать — я вижу свет под вашей дверью и в одиннадцать часов, и в двенадцать, и позже. И вы должны каждый вечер гулять — хотя бы в буш. Или ходить в гости. Можете взять мою машину и съездить к Пайнам. Они хорошие люди.

— Но у нас с ними нет ничего общего.

— Сильвия, неужели вы думаете, что они недостаточно хороши для вас? Вы слышали, что Пайны всю войну просидели в этом доме — они были в осаде? Их дом поджигали. Они — смелые люди.

— Но они оказались не на той стороне.

— Да, это так, несомненно, это так, но при этом Пайны не дьяволы, какими рисуют эти новые газеты всех белых фермеров.

— Я постараюсь стать лучше. Надо научиться проще относиться к… ко всему.

— Вы с Ребеккой как пара маленьких горных кроликов в засушливый год. Но в ее случае причина в шестерых маленьких детях, которым не хватает еды. Вы же отказываетесь есть из каких-то…

— Я никогда много не ела. Мне не очень нравится еда.

— Жаль, что по некоторым моментам у нас с вами есть расхождения. Я вот люблю поесть, прости Господи, ох как люблю.

Жизнь Сильвии пошла по кругу: ее маленькая спальня, стол в общей комнате, потом больница, потом обратно — и так раз за разом, день за днем. Она практически не заглядывала в кухню — царство Ребекки, никогда не заходила в комнату отца Макгвайра и знала, что Аарон спит где-то в задней части дома. Когда отец Макгвайр не вышел однажды к ужину и Ребекка сказала, что он болен, Сильвия впервые оказалась в его спальне. Там стоял сильный запах свежего и старого пота, кислый запах тошноты. Он лежал, подпертый подушками, но соскальзывал в сторону. Священник лежал неподвижно, только грудь его вздымалась. Малярия. Бессимптомная стадия.

Маленькие окна, одно из которых с трещиной, раскрыты над влажной землей, и через них втекает свежий воздух, чтобы бороться с запахами. Отец Макгвайр замерз, он весь мокрый, потная сорочка прилипла к телу, волосы слиплись. Хоть здесь и Африка, но он может простыть. Сильвия позвала Ребекку, и вдвоем женщины перетащили протестующего мужчину на плетеный стул, который прогибался под его весом. Ребекка сказала:

— Я хочу менять белье, когда святой отец болеет, но он всегда говорит: «Нет, нет, оставь меня в покое».

— Ну, а я собираюсь поменять белье.

Постель застлана чистыми простынями, и пациент уложен обратно, и потом, пока он жаловался на головную боль, Сильвия обтирала его тело полотенцем. Ребекка же отводила глаза от мужского достоинства священника и все извинялась:

— Простите меня, святой отец, простите меня.

Свежая сорочка. Лимонад. Начался новый этап болезни — с дикой дрожью и малярийным потом, и отец Макгвайр сжимал зубы и цеплялся за железные прутья изголовья. Болотная лихорадка, четырехдневная лихорадка, трехдневная лихорадка, горячка, трясучка, приступы дрожи — эту болезнь, которая столь недавно плодилась в лондонских болотах, в итальянских болотах и привозилась домой со всех концов мира, где только были топкие места, Сильвия не наблюдала своими глазами до тех пор, пока не приехала сюда, хотя читала о ней по дороге в самолете. И теперь практически не было дня, чтобы очередной истощенный человек не рухнул на травяной матрас под тростниковым навесом и не забился в жестком ознобе.

— Вы принимаете лекарство? — крикнула Сильвия, потому что от малярии или от лекарства против нее глохнешь.

Отец Макгвайр с трудом выговорил, что он принимал таблетки, но, поскольку приступы у него повторяются три-четыре раза в год, он решил, что ему лекарства уже не помогут.

Когда лихорадочная дрожь стихла, он снова был весь мокрый, и белье поменяли еще раз. Ребекка выказала усталость, вынося простыни. Сильвия спросила, нет ли в деревне женщины, которая могла бы помочь со стиркой? Ребекка ответила, что все заняты.

— Может, обратится к сестрам? — предложила вариант Сильвия.

Больной священник сказал:

— Не думаю, что Ребекке это понравится.

Ребекка ревниво относилась к своему положению и не желала делить его ни с кем. Сильвия уже не надеялась понять все эти сложные отношения, поэтому предложила кандидатуру Аарона. Священник попытался шутить, заметив, что Аарон теперь интеллектуал и его больше нельзя просить о такой низкой работе: он начинал заниматься с отцом Макгвайром с тем, чтобы стать священником.

Не согласится ли тогда ученый Аарон походить среди окрестных деревьев и кустов и поискать личинки комаров?

— Думаю, что вряд ли.

— Тогда почему не сестры? — Сильвия едва удержалась от выпада в адрес монашек о том, что не очень-то они утруждают себя.

Отец Макгвайр возразил, что даже если сестер можно будет уговорить, толку в поисках личинок от них будет мало.

— Наши добрые сестры — не большие любительницы буша.

Комары откладывали яйца в любую воду, какую только могли найти. Черных куколок, не менее энергичных в этой фазе, чем станут позднее, в период поиска жертв, можно было приметить в сухом листе папайи или в ржавой жестянке из-под печенья, валяющейся под кустом. Только днем ранее Сильвия видела личинок в крошечном углублении, выкопанном в земле струйкой воды под корнями маиса. Прямо на ее глазах солнце высушивало воду, поэтому она не стала уничтожать куколок; но двумя часами позже прошел ливень, и если их не вынесло потоками на землю умирать, то они триумфально завершили свой цикл.

Отец Макгвайр впал в полубессознательное состояние. Сильвия думала, что дело хуже, чем сам он полагал — в долговременной перспективе. Что касается этого конкретного приступа, то он скоро пройдет. Поскольку ирландец был краснолиц, то болезненная бледность, даже желтизна не бросались в глаза. На самом же деле у него развилась настоящая анемия. Это из-за малярии. Ему нужно принимать препараты железа. Ему нужно взять отпуск. Ему нужно…

На улице в ночной темноте ветер, сулящий скорый дождь, колыхал белые силуэты — это белье, выстиранное Ребеккой под вечер. Сильвия сидела возле дремлющего священника, ждала следующего пароксизма и, не будучи занята, разглядывала комнату.

Кирпичные стены, как в ее спальне, тот же тростник вместо потолка, кирпичный пол. В углу — статуэтка Девы Марии. На стенах снова образы Пресвятой Девы, вдохновленные (отдаленно) итальянским Ренессансом, но в рамках канона: голубые, белые тона, опущенные долу глаза… и в общем как-то не к месту здесь, посреди буша. Но погодите-ка, вон на табурете из темного дерева — местная Мария, сделанная из того же дерева: крепкая молодая женщина, кормящая младенца. Это уже лучше. На гвозде, вбитом в стену возле кровати, чтобы священнику можно было дотянуться, висели четки из эбенового дерева.