Колум Маккэнн - И пусть вращается прекрасный мир

Пазл заработал сразу три пули. Я видела, как он лежал там, на мокрой земле. Одна угодила прямо в лоб, все мозги вышибла. А когда санитары расстегнули ему рубашку, на груди у Пазла мы увидели лишнюю пару красных глаз.

Кровавые брызги на асфальте, на столбе, на почтовом ящике. Официант вышел из пиццерии, чтобы почистить фургон, включая и зеркало с пассажирской стороны. Оттирал его передником, так качая головой и бормоча ругательства, будто кто кальсоны ему прожег. Будто Пазл нарочно расплескал свои мозги на его зеркало! Будто он специально это устроил.

Потом официант ушел обратно в свою пиццерию, а когда мы в следующий раз забежали туда подкрепиться, он давай наезжать: «Эй, шлюхам тут не место, пошли отсюда, тащите свои продажные задницы В-О-Н, особенно ты, Н-И-Г-Г-Е-Р». Мы говорим: «Ого, да он умеет читать по буквам!» Но, богом клянусь, лично мне хотелось запихнуть яйца этого итальяшки ему же в глотку, сжать посильнее и назвать «адамовым яблоком».

Сьюзи заявила, что терпеть не может расистов, особенно расистов-макаронников. Мы давай ржать, дотопали до Второй авеню и купили себе по куску пиццы в «Рэйз Фэймоус». До того вкуснющая, даже масло промокать не пришлось. С тех пор ноги нашей не было в той забегаловке на Лекс.

Не видать расистским свиньям наших денежек.

Денег у Пазла было навалом, но схоронили его на участке для нищих. Чего-чего, а похорон я в своей жизни навидалась. Думаю, тут я ничем не отличаюсь от всех прочих. Даже не знаю, кто заграбастал Пазловы деньги, но я бы сказала, виноват синдикат.

Только одна вещь умеет двигаться со скоростью света — наличные.

А спустя пару месяцев я встретила на улице Энди Уорхола. У него были большие глазищи, голубые и сумасшедшие, будто он весь день соску сосал. Я говорю: «Эй, Энди, дружочек, хочешь развлечься?» А он мне: «Я не Энди Уорхол, я просто парень в маске Уорхола, ха-ха». Я ущипнула его за задницу. Он аж подскочил и говорит: «Уууй!» Чурался меня немного, но мы с ним проболтали минут десять, не меньше.

А я надеялась, он запихнет меня в фильм. Так и подпрыгивала на своих каблучках. Я б его расцеловала, лишь бы только он устроил меня сниматься в кино. Но в итоге оказалось, он просто ищет себе мальчика. Ничего ему больше не надо, только парнишку помоложе, чтобы забрать домой и устроить там кутерьму. Я ему говорю, что могла бы взять с собой большой резиновый член на ремешке, розовый, а он: «Ой, перестань, ты меня заведешь».

Всю ночь я ходила потом по панели, повторяя: «Я завожу Энди Уорхола!»

Был у меня один клиент, которого я тоже вроде как узнала. Еще довольно молодой, но уже с лысиной. Эта его лысина была совсем белая, точно ледяной каток на макушке. У него был снят номер в «Вальдорф-Астории». Первым делом он плотно задернул шторы, потом упал на кровать и говорит мне: «Давай-ка по-быстрому».

А я ему и говорю:

— Ой, а мы с тобой случайно не знакомы?

Он поглядел на меня этак пристально и говорит:

— Нет.

— А ты уверен? — говорю я, само остроумие. — Кого-то ты мне напоминаешь.

— Нет! — говорит он, уже сердито.

— Эй, прими успокоительное, милый, — говорю я. — Простая проверка.

Я вытянула ремень, расстегнула ему брюки, а он давай стонать: О да, о да-да-да… Ну, как все они, в общем. Закрыл глаза и стонет, и тогда уж не знаю как, только до меня наконец доперло. Это ж тот мужик, который расписывает прогноз погоды на Си-би-эс! Только без парика! Видать, думал, никто не узнает. Ну, кончил он, я оделась, помахала на прощанье, а у двери развернулась и говорю:

— Слышь, дядя, на востоке облачно, скорость ветра достигает десяти узлов, возможны осадки в виде снега.

Ну не могу я без выпендрежа.

Мой любимый анекдот заканчивался фразой: Но, ваша честь, я был вооружен только крылышком жареного цыпленка.

Хиппи портили весь бизнес, они верили в свободную любовь. Я старалась держаться подальше. К тому же они воняли.

Лучшими моими клиентами всегда были военные. Возвращались домой с одной только мыслью — оттрахать кого-нибудь. Им едва удалось унести ноги от своры недоделанных узкоглазых ублюдков, и им хотелось поскорее об этом забыть. Ничто на свете не поможет забыть лучше, чем первоклассный трах с Мисс Негой.

Я соорудила маленький значок с надписью: Мисс Нега рекомендует: займись войной, а не любовью. Вот только никто не подумал, что это смешно, даже мальчишки, которые возвращались из Вьетнама, так что значок быстренько очутился в мусорном ящике на углу Второй авеню.

Они пахли, как маленькие ходячие кладбища, эти парни. Но они нуждались в любви. Я была для них все равно что социальный работник, чес-слово. Исполняла свой долг ради Америки. Иногда я даже мурлыкала им ту детскую песенку, пока они оглаживали меня по спине. Хлоп, и нет куницы! То-то было радости.

Коп из отдела нравов по имени Боб имел здоровый стояк на черных девушек. Должно быть, за свою жизнь я чаще видала его значок, чем съела горячих завтраков. Он арестовывал меня, даже когда я не работала. Сижу один раз в кафе, а он сует мне под нос свой жетон со словами: «Пройдем со мной, Самбетта».

Воображал, видно, что классно пошутил. Я говорю: «Поцелуй меня в мою черную задницу. Боб». А он все равно потащил в кутузку. Выполнял обычную норму, а за работу сверх того ему приплачивали. Я мечтала порубить Боба на кусочки своей пилкой для ногтей.

Однажды я целую неделю провела с одним мужиком в номере «Шери-Нидерланд». С потолка там свисал подсвечник в виде веток с гроздьями винограда, а штукатурка вокруг сплошь была украшена скрипками и всем таким прочим. Мужик был маленьким, толстым, лысым и смуглым. Он сразу поставил пластинку. Похоже на музыку, которую факиры играют своим змеям. И говорит: «Ну разве не божественная комедия?» А я ему отвечаю: «Какие вы странные вещи говорите». Он только заулыбался. И акцент у него был такой приятный.

Нам таскали кокаин в кристаллах, черную икру и ведерки с шампанским. Мы договаривались на оралку, но мужик только попросил меня читать ему книжки. Персидскую поэзию. Я решила, что уже угодила в рай и плаваю там на облаке. Он много чего рассказывал мне про Сирию древнюю да Персию. Я лежала на кровати вся раздетая и читала при свете свечей. Он даже не хотел меня потрогать. Сидел себе в кресле и смотрел, как я читаю. Когда я уходила, он вручил мне восемьсот долларов и книжку Руми. В жизни не читала ничего подобного. Даже захотелось иметь дерево, на котором бы росли фиги.

Это было еще до того, как я очутилась в Хантс-Пойнт. Задолго до того, как меня занесло под опоры Диган. За целую вечность до того, как Джаз и Корри отправились навстречу гибели в том чертовом фургоне.