Ильдар Абузяров - Агробление по-олбански

Инспектор таможни, сорвав пломбу, открыл люк. Приторная прохлада. Захотелось окунуться с головой, спрятаться в этот аквариум на колесах. Должно быть, в каждом океане есть свое море будущей смерти.

Рыба, вытащенная инспектором на пекло, щурясь, разглядывала солнце, пыталась ударить по нему хвостом. Я тоже пару раз, прикрыв глаза пальцами, посмотрел вверх, на небо сквозь решетку. Казалось, рыбы, почувствовав опасность, сбились в один угол. Мне так показалось.

Инспектор написал заключение, я расписался. Это было максимум, что удалось сделать. День пролетел быстро, как ночь лунатика.

После бессмысленных перемещений из одного кабинета в другой, в кафе-метро, где он ел, куда он ехал, он не знал, не помнил. Я.

Парень с бутылкой пива, с растрепанной черной шевелюрой, в рыжей кожаной майке чуть было не помешал мне.

Тормоз, шланг с тормозной жидкостью.

Сунув палец в почти закрывшиеся двери, я даже не надеялся. Все же прошел через таможенные круги-этапы.

Обычно такая вялость ни к чему хорошему не приводит, но здесь мне открыли двери. Парень, как скалолаз, карабкался по моим следам. У каждого свой ритм, своя карма.

Выбрав себе место-стул, плюхнулся напротив невысокой девушки. Она ела мороженое. Глядя на ее тени под веками, я сделал неожиданное открытие: во всех женщинах есть чернота. Как в цистернах, хотя это громко сказано. Скорее, мертвенность, зияющая пустота, наполненная клубами дыма, пыли, пахнущая резиновыми автомобильными ковриками, когда их убираешь, чтобы просушить. Во всех.

Оставалось подвести итоги сегодняшнего дня. Заглянул в чересчур большой вырез молоденькой кондукторши. Восхитился – мол.

Мол:

– Какая вы! – одновременно и подкол, и комплимент.

Подержал за руку официантку, расплачиваясь за обед.

– Вы дали много.

– Где много?

Здесь-то и прикоснулся.

– Вот здесь много.

Интересно, пригласи я ее танцевать… Когда невысокая, совсем крохотная женщина откликается, это всегда честь.

Мы вышли на одной станции. Однажды я танцевал с дамой, державшей сигарету в руке. Мороженое – это нечто другое.

Да, и еще мне сегодня в трамвае одна мечтательница наступила на ногу. Долго улыбаясь, извинялась.

И вот эта ночь в женщинах и звездах.

Когда передвигаешься на перекладных, теряешь попутчиков. На «Комсомольской» я потерял этого паренька. А вот теперь перед подъездом моей бывшей жены он неожиданно возник, держа вместо пива бутылку шампанского. Закупоренную. И коробку конфет.

Наверняка идет к моей бывшей. Так всегда было. С самого начала.

Кто только не ходил к моей жене с самого начала. Ничего не поделаешь – радушный человек. Человек – двери нараспашку. Человек – кошка за шиворот. Первый и последний раз мы столкнулись с этим парнем в прихожей. Он снимал обувь и смотрел на меня так, будто я его преследовал и теперь хочу ударить по шее.

– В шахматы играешь? – спросил я.

– Да.

– Ну, давай (чуть не сказал: наливай) сыграем, в шахматах я силен.

– Ха-ха-ха.

Моя жена, она вся сияла.

– Просто хорошее настроение.

– Откуда?

– Эрик вернулся, из Васильсурска.

– В Мамадыш через Курмыш?

– Я его ждала в туннеле, вдруг не приедет. Что-то стало так грустно. А потом гляжу: идет, в самом конце плетется, голову повесил, в сумке пустые бутылки звенят. Ну, все ясно. Готов.

– Ну, мне, наверно, лучше уйти, – шепнул я на ухо. Мигнул. Сообразил.

– Угу.

– Не надо уходить, – раздался голос Эрика. Того парня, который преследовал меня на полшага впереди, оказалось, звали Эрик.

– Почему Эрик?

– Не знаю, хотели назвать Алексеем.

– Что ты забыл в Васильсурске? – спросил я.

– Участвовал в математической олимпиаде.

– Ну и как, успешно?

– Успешно, хотя ничего и не помню.

Когда я впервые понял, что моя жена любит другого мужчину?.. Она подметала рассыпанную по паркету землю. Полумесяцы, свисавшие с люстры, били меня по шее. Этот парень, зашедший в комнату с расставленными фигурами на доске, теперь был осенен светом.

Все переменилось. Пусть.

Через десять минут мы уже играли.

– Нет ничего лучше, чем смотреть на двух мужчин, играющих в шахматы, это так эротично. – Моя бывшая жена, улыбаясь, грызла «съеденному» коню уши. А потом еще и нюхала.

– За кого болеешь? – спросил я.

– За Эрика.

Теперь она его любовница и живет с ним.

– Хорошо играешь, – сказал я. К двадцатому ходу мое положение было катастрофическим.

– У меня… я кандидат в мастера спорта.

– Да, а что у тебя еще есть?.. Ну, скажи, что у тебя член, как у коня уши!

– А еще Эрик талантливый программист, ему даже грант выделили и в Штаты приглашают, – хвасталась моя бывшая жена. – Большие деньги предлагают плюс бесплатное обучение.

– И что, собираешься уехать?

– Да, собираюсь. Может, сдашься?

– Русские не сдаются.

– А я его не отпущу, – сказала жена, – или пусть меня с собой берет.

– Ты, наверное, в какой-нибудь элитной школе учился.

– Нет, в обычной двадцать шестой.

– Странно, и я в двадцать шестой. Давай, как однокашники, сыграем еще одну.

– Неинтересно. Хотя давай сыграем. Попытаюсь обставить тебя за двадцать пять ходов.

– У тебя не получится.

– Должно получиться.

Очень хотелось победить. Напрягался из последних сил. Не получилось.

Девочка в белом платье в лучах солнца сидит на подоконнике. К ней подходит юноша и стаскивает с нее трусы. Она сопротивляется, машет ногами, кричит: «Не надо!»

Совсем юный гимнаст с тонкими чертами лица и приглаженными русыми волосами подходит к своей возлюбленной, что танцует на гамаке, и спрашивает:

– Это правда, что ты встречалась с Эриком?

– Какой ужас! Нет. Кто мог сказать тебе такое?

– Свет.

– Свет? Непонятно.

– Неважно, он мне это сказал, но я не то чтобы поверил, это как бы аллегория, шутка, такое представляется лишь в бликах света.

– А зачем ты начал говорить, зачем спросил?

– Это сильнее меня. Посмотри: в зале полумрак, искусственное освещение сквозь сети на потолке, кольца, брусья, пар из душевой, лоснятся тела спортсменов – и ты там, наверху, выше всех.

– Он только снял с меня трусы… Но я не хотела, я сопротивлялась… пока могла…

– Значит, это правда? Свет – это правда. Свет не ошибается. Ты брала в рот или нет? Ответь, понимаешь, это важно. Сейчас это самое важное, что ты можешь для меня сделать.

– Нет, что ты, нет, конечно, как я могла? Ты мне не веришь? Я ведь люблю тебя. Мы всегда будем вместе.

С тех пор они вместе – неразлучно. Но частенько за его спиной она встречается с Эриком и уже берет у него в рот.

Не знаю, что на меня нашло играть восемь часов подряд. Подскочила температура, разболелся зуб. Но думал о Петре. О том, как он сейчас в Албании борется с бурей. Плывет на маленьком, словно шахматная доска, плоту, черные и белые клетки – волны моря…