Ильдар Абузяров - Агробление по-олбански

О боже, на пороге стояла ведьма. Черные глаза. Черные кудри дыбом.

Бывает секс по-черному, думал он, бывает секс по-белому. Это как русская баня. Нагревается, накаляется, желание растет, пар копится. Но очень важно, куда направлен дым-глаз: внутрь или наружу.

Он вспомнил, как взял пьяную женщину после ресторана, и все не мог отделаться от мысли, что это секс по-черному. Женщина, запрокинув голову, пьяными мутными глазами смотрела внутрь себя. Сосредоточенно, где-то отчаянно.

После секса, думал он, белого, черного, любого, наступает внешнее очищение, душа вроде парит, тело дышит. Но какой она, душа, дойдет до Бога на самом деле: белой или черной? А деньги и продажная любовь здесь ни при чем.

Проорались как следует. Жан замахнулся лопатой еще раз пять или шесть. Рауль так и продолжал держать щетку двумя пальцами. В общем, обычная психическая атака.

– Вы что, ребята, мне просто спать негде.

Женщину положили на диван. Заварили чай, еще чернее, чем ее волосы и глаза вместе взятые.

– Ты пей первый.

– Да я подожду.

– Нет, ты пей.

Пить хотелось сильно, но с другой стороны, уж больно чай походил на черную женщину. Так же, как она, сопел, только она на диване, а чай на плите. Не наваливаться же на него, толкаясь локтями.

– Все человеческие пороки от трусости, – начал, как обычно, после стакана чаю свою песню Жан. – Трусость – основа всех пороков. Даже воровства.

Жан кивнул на женщину с черными волосами.

– Почему воровство от трусости? – спросил Рауль.

– Боязнь заработать самому. Или грабануть кого-нибудь! Или изнасиловать! Вот мы сидим здесь, попиваем чаек, а могли бы мешки ворочать.

– С сахаром? – спросил я. – Или с деньгами?

– Нет, не надо. – Рауль накрыл дымящийся стакан ладонью.

– А я думал, что все грехи от лени, – вытягивая ноги, заметил Рауль. – Просто лень зарабатывать, или насиловать, или грабить.

– От предательства! – вставил словечко я. Мне так всегда казалось. А не для того, чтобы позлить Жана.

– Не-а, от трусости. Ведь что мужчине нужно, чтобы не совершить предательство? Собраться с духом. И всё.

– Но ведь каждый чего-то боится, например смерти. – Рауль продолжал напевать себе под нос джаз.

– Я вот не боюсь смерти, – сказал я, а сам подумал, что в последнее время меня мог напугать только один сон.

– А еще все мужчины хвастуны! – завершил тему Рауль.

Как это обычно бывает в мужских компаниях, разговор от денег плавно перешел к разговору о женщинах.

– Чего же ты тогда здесь делаешь? – начал я доставать Жана. – Работал бы в своей жандармерии. А ты бегаешь здесь…

– При чем тут это? Это совсем другой вопрос…

– Какой другой? Да все тот же, – от души засмеялся Рауль.

– Есть такие женщины, – сказал Жан, – которые вроде бы ничем внешне не отличаются. Ну, ты вот сам говорил, что она ничем таким вроде бы не отличалась от других. Ни нарядами, ни поведением. Но есть такие дамочки, которые все понимают. Ты им еще ничего шепнуть не успел, а они уже тебя поняли.

– Ну, есть такие Клеопатры, – согласился я.

– Вот мне кажется, Александра такая. Я еще сам не понимаю, зачем я здесь, что я здесь делаю, но она уже все знает.

– В мужчине главное – ум. В женщине – интуиция, – попытался я по примеру Рауля завершить композицию мощным отыгрышем. – И то, и другое должно быть природным.

– Но таким девушкам очень трудно жить, – снова подхватил тему Рауль. Будто мы исполняли Take five. Только Раулю удавалось в нашей компании завершать темы. Он вытирал пыль с очередной пластинки, да так нежно, словно накрывал ладонью дымящийся стакан чая, – найти себе друга, и все такое.

– Согласен, – сказал Жан, – они чувствуют в мужчинах все их слабости, все их низменные порывы и даже призвания, потому-то и удивительно, что она выбрала тебя, Ленар.

– А? – очнулся я, услышав свое имя.

– Давай, Ленарчик, колись. Почему Александра выбрала тебя?

– Опять двадцать пять. Ну не знаю я. Слушайте, что я вам скажу, ребята, Александра никакая не Клеопатра. – Последние слова я сказал, чтоб позлить Жана. И Рауля заодно.

В комнате повисла тяжелая тишина. Я посмотрел, как Рауль с винилово-напряженным лицом вытирает ладонью заезженный диск, как Жан внимательно ждет, процарапывая глазами на поверхности стола: «Сегодня или никогда».

– Может быть, потому, что я не любил блондинок. У нас в классе все девчонки были блондинками. В Катьку были все влюблены. Александра тоже была белокурой. А я к ним не проявлял никакого интереса. Ходил такой важный, с отсутствующим взглядом. Это их злило. Обычная девчоночья злоба на парня, не обращающего на них внимания. Вы же знаете девчонок! – Я нес всякую чепуху, только бы от меня поскорее отстали. – Вот и все! Ну, теперь довольны?

– Нет, должно быть что-то еще.

– А еще… я читал, – сказал я, – что в доисторические времена мужчины боялись темноты, впрочем, как и женщины, и верили, что свет – это благо. Стало быть, и светлые волосы – тоже благо. А темнота все чаще ассоциировалась со смертью.

– Ты нам что, лекцию по сексологии собираешься прочесть?

– Нет, я просто предположил, что раз ваша Александра такая вся из себя понимающая, то, может быть, она при разговоре с другими мужчинами, вот такими балбесами, как вы, чувствовала, что те боятся смерти, а при разговоре со мной догадывалась, что мне часто снится один и тот же сон и что я разделяю секс на по-черному и по-белому. А еще из всего класса только мы двое не записались в пирамиду «Гербалайф».

На «Аллее глаголящей», что ведет от Хума на континент и вдоль которой стелы со всеми буквами алфавита, они задумались.

– Ну что? Куда дальше поедем? – спросил Давид. – Налево поедешь – коня потеряешь, направо – конь тебя! В нашем случае жук – тараканов.

– Посмотри, – сказал Петр, – у нас ведь есть старая военная карта со времен Энвера Ходжи. Албания от моря до моря.

Разворачивали карту, которая, казалось, тоже была от моря до моря. Двигая пальцем по карте, Петр залез сначала на капот машины, а потом и на кабину. Стал ползать: шина, резина, кузов, кабина, бип!

– Что это? – спросил Порошкански.

– Это БиГ!

– Сам вижу, что Биг, не дурак, английский изучал по Радио «Свобода».

– БиГ – это Босния и Герцеговина.

– Аа, – выдохнул Давид.

– Это дача Большой Женщины. Туда-то мы и поедем ее искать.

– Что такое дача?

– Это такая деревня для горожан. Раньше это было частным сельским подворьем, но Большая Женщина сделала из нее летний домик для отдыха. В результате вспыхнул спор с аборигенами и война за землю и образ жизни. Смотри, что здесь на карте. Нови-Сад, Ябланица Травник-палисадник, Баня-Лука, Сараево. Гараждане (Читай гараж) и Зворник. Даже Подграб есть. Это же гигантский приусадебный участок и хозяйственные постройки Большой Женщины. И тут же всякая утварь. Яйце, Дрвар, а дальше Горни-Вакуф, Вропле, Дубровник, Мостар и Синь, а с другой стороны Пале и Чайниче. Что значит мост, дубрава, море и поле чайной полыни.