Дино Буццати - Избранное

В общем, мы упустили из рук путеводную нить, и нам оставалось только регистрировать поведение машины. Это как на Карсте, где река вдруг низвергается в подземную пещеру и появляется вновь через несколько километров. А что вода делала там, под землей, — никому не известно.

А скажите, Элиза, вы когда-нибудь задавались вопросом, где зарождается наше чувство свободы? Каков его первоисточник? Где то главное и безусловное, благодаря чему даже в тюрьме, даже при смертельной болезни мы не теряем самообладания? Без чего нам останется лишь сойти с ума?

— Боже мой! — сказала Элиза Исмани. — Признаюсь, я об этом никогда не думала.

— Я хочу сказать, — заметил Эндриад, — что жизнь, даже при самых счастливых обстоятельствах, стала бы невыносимой, если бы нам было отказано в возможности самоубийства. Никто, понятно, об этом не задумывается. Но вообразите, во что превратится белый свет, если вдруг сообщат, что никто более не располагает собственной жизнью? В ужасную каторгу. Все свихнутся.

— Так значит, и у вашей машины…

— И у нее. Чтобы она могла жить, подобно нам, необходимо было дать ей возможность самоуничтожения.

— Но как?

— Это как раз проще простого. Заряд взрывчатки, которому она может послать приказ.

— И вы дали ей заряд?

Эндриад понизил голос:

— Мы заставили ее поверить в это. Приспособление для взрыва существует. Однако вместо тротила там безобидное вещество. Главное, чтобы она не знала. У Лауретты такой темперамент, что в приступе гнева она вполне сможет…

И настал день Икс, — продолжал Эндриад, — когда наше создание должно было включиться полностью и одновременно. Будучи предоставлено самому себе. Мы уже не могли влиять на него.

До того дня оно являло собой лишь массу механизмов и схем — вульгарнейший электронный мозг. Теперь этот нервный узел, сотворенный Алоизи, ячейка личности, стеклянное яйцо, о котором я говорил, тончайшая сущность жизни, должен был прийти в действие. Оттуда, через автоматическую балансировку инерционной компенсации, польется свет разума, способность наслаждаться и страдать. Но не вкралась ли ошибка? Верны ли расчеты? Что может произойти в действительности? Кто окажется нашим детищем? Лаура или неизвестное, непредсказуемое существо?

Оставалось только повернуть выключатель. Трудный момент, скажу я вам. Все вокруг затаили дыхание.

— А остальные, — спросила Элиза Исмани, — знали про Лауру?

— Только Алоизи и я. Для остальных — просто Первый Номер.

— Кто повернул выключатель?

— Я. Вот этой рукой. Поворачиваю, а сам думаю: Лаура, Лаура, еще мгновение, и ты вновь будешь с нами.

— А потом?

— Внешне — ничего. Миллионы схем получили ток, магнитная проволока стала наматываться на катушки, снимая и выдавая информацию. Только по всей долине разнесся какой-то гулкий шорох. Я думал, не выдержу, очень уж велико было волнение.

Затем произошла заминка, шорох прекратился, я, грешным делом, подумал, что все пошло насмарку. Посмотрел на Алоизи — тот стоял рядом. Он понял. Отрицательно покачал головой. Улыбнулся.

Тут снова раздался шорох и вместе с ним какой-то глухой шум. Будто гигантский вздох. Наш робот, Первый Номер, наше детище, начинал свою жизнь. Но кто он был: Лаура или какой-нибудь Икс?

Помню, Манунта принес мне первые сведения, выданные машиной. Это долго объяснять. Представьте себе пленку с множеством горизонтальных линеек различной длины и по-разному расположенных. Графическое изображение мыслительной деятельности. Но это не язык. Это само обозначение мысли. Абсолютный язык, если хотите. Сложная штука. Для прочтения его требуется очень большая практика. Пока что. Завтра, возможно, найдется способ автоматически переводить его на какой-либо из языков. Я хочу, чтобы именно этим занялся Исмани, ваш муж.

Ну вот. Смотрю я на эти пленки, и, честно говоря, никакого впечатления. Общие сведения. Описание погоды. Замечен самолет и, кажется, орел. Обработка расчетов, выполненных за два дня до того. Потому что Первый Номер в течение какого-то времени уже действовал, насколько это было необходимо. Но, так сказать, бессознательно, без синхронной корреляции всех операций.

И тут появилось то, на что мы даже не надеялись, — абсолютное подтверждение: голос. Явление, в значительной степени необъяснимое. Мы не предполагали давать машине орган звука — зачем, ведь он нужен разве что для ярмарочных роботов, для демонстрации перед публикой. Техническая изощренность, и ничего более. Нашим целям он не соответствовал.

И все же голос появился — мы до сих пор не знаем как. Вы его слышали, Элиза. Он не похож на естественный шум тысяч и тысяч механизмов в движении. Это нечто самостоятельное, независимая вибрация, которая одновременно и с одинаковой интенсивностью может возникать в различных отсеках — то здесь, то там.

Вначале я подумал о неисправности. Потом мне показались знакомыми интонации, тембр, выражение. Ничего подобного я в жизни не испытывал. Нечленораздельные звуки. И ни малейшего представления о том, что они означают. Но я узнал Лауру.

Элиза, вы слышали, наверное, такую электронную музыку, где человеческий голос и слова изменены? Слов уже не разобрать, а выразительность остается и даже доведена до крайности. Слов и фраз больше нет, но музыка тем не менее говорит все, что нужно. Так и здесь, и это не туманный и многозначный язык классической музыки, а предельно точная речь, в некотором смысле гораздо точнее обычной человеческой.

Вот такой он, голос. Я сразу же сопоставил его с импульсами мысли на магнитной проволоке по формулам Чекатьева. И задал себе вопрос: не соответствует ли случайно этот непостижимый голос импульсам? Мы немедленно поставили эксперимент и перевели в звук намагниченную ленту. Результат ошеломил нас: тот же самый звук.

Однако то, что постепенно записывалось на проволоку, не совпадало с модуляциями голоса. Голос существовал независимо, не оставляя следов в памяти машины. Что же он говорил?

Все это происходило месяцев десять назад. Можете себе представить, как я надрывался, чтобы добиться ответа. Расшифровать этот голос. Напряжение было зверское. Прежде всего — истолковать, на основе нашего модуля, записи на обычной магнитной проволоке. Без этого было не обойтись. Получив смысл, снять с той же проволоки звуковой эффект. Сопоставить бесформенные звуки с уже известным значением. Найти соответствия, приучить ухо улавливать минимальные оттенки. Как при изучении английского языка. С тем, чтобы между написанным и произнесенным словом не ощущалось никакой разницы. Понемногу привыкаешь. А здесь во сто крат сложнее и мудренее. Но я своего добился.

— И сейчас вы понимаете все?

— Почти.