Михаил Барщевский - Лед тронулся

Немалые годы за плечами, да еще и новая обстановка, когда горком партии перестал быть ключом к решению всех проблем, обрекли Марлена на сугубо линейный способ мышления. Ни малейшего сомнения, что все аргументы Вадима, — выдумка, он не испытывал. Истинная причина была Марлену ясна как божий день. Парень хочет быстрее свалить в Америку! Ну и ладно. На ближайшее время ситуация в стране более или менее понятна. Что будет дальше — одному богу известно. Вот и получится, что Юлька и Саша уедут как раз в самый подходящий момент. И у него теперь есть полгода, чтобы подготовить почву для «отвала». Гонорары, по-прежнему немаленькие, Марлен уже год брал только в долларах. Большая их часть оседала на вполне легальном счете во Франции, где жила двоюродная сестра Маши, ставшая на время семейным банкиром Перельманов. Однако, если не придется уезжать всей семьей, то и в этом случае отсутствие Вадима в ближайшее время очень даже на руку. К его возвращению вопрос с фирмой полностью решится. Номинально управлять станет Саша, или, может, Кашлинский, а реально контролировать он, — Марлен. С Аксельбантом-то уж он договорится.

Вадим тоже понимал, что фирму теряет. Но выбора не оставалось, ссора с американцами могла стоить еще дороже.

На ужин к Осиповым вся родня собралась на удивление вовремя. Чуть опоздала бабушка Аня, но и то меньше, чем обычно. Горячее всех ждала встречи с сыном Илона. Вадим категорически отказался раскрыть ей по телефону причину срочного семейного сбора. Правда, успокоил — все в порядке. Михаил Леонидович высказал предположение, что Вадим получил какой-то супергонорар и решил это дело отметить. Илона слегка успокоилась, но что-то в тоне сына ее насторожило. Хотя, чего скрывать, понимала и чувствовала взрослого сына она совсем не так, как раньше.

Когда все расселись, Лена предложила сначала перекусить, а потом разговоры разговаривать. Но Владимир Ильич чуть ли не с вызовом заявил, что поесть они могли и дома, и коли собрали для разговора — говорите. Наталия Владимировна невпопад добавила, что Володя вообще на диете, и есть ему особо нельзя. Такой поворот при наличии на столе семги, баклажанов, фаршированных орехами, и перспективы на горячее осетрины, запеченной под картошкой со сметаной, никак Лениного отца не устраивал. Жену он прервал с несвойственной ему резкостью: «Есть я буду! Но дело не в этом. Сначала о важном!»

Михаил Леонидович, который уже наполнил свою тарелку, и кое-что даже успел переправить в рот, закивал, и с трудом произнес: «Да, давай, Вадик, рассказывай».

— Через месяц мы с Леной и Машей уезжаем в Вашингтон, — с некоторой торжественностью начал Вадим.

Голоса родственников: «А мы?», «Насовсем?», «Почему так сразу?» — слились в единый хор.

— Нет, не насовсем, на полгода, — поняв, что зачин вышел неудачный, успокоил Вадим. — Это решение американской стороны. Им сейчас нужен именно я.

— Так вы вернетесь? — не поняла бабушка Аня.

— Оставайтесь там. Здесь — проклятая страна! — моментально объявила свой вердикт бабушка Эльза.

— Хватит! — прикрикнула на разгоряченных старух Илона. — Вадим, только честно, ты едешь готовить почву для всей семьи?

В комнате наступила тишина. Неожиданно, резко. Будто кто-то выключил звук телевизора, который до того голосил на полную мощь.

, — Нет, ну что вы, Илона Соломоновна, — первой нарушила молчание Лена.

— Тогда зачем вы берете с собой Машу? Она, между прочим, в школе учится, — подала голос Наталия Васильевна.

— В советской школе! — уточнила бабушка Аня.

— Маша пойдет в посольскую школу. Так что с аттестатом все будет в порядке, — успокоила маму Лена.

— Вадим, что ты задумал? — мрачно насупившись, спросил Владимир Ильич. При этих словах Михаил Леонидович оторвался от тарелки и откинулся на спинку стула. До него наконец дошло, что собрались они отнюдь не по случаю большого гонорара сына.

— Объясняю. Слушайте и не перебивайте! — Вадим заговорил так, как в последнее время говорил на фирме. Зная, что он главный, что спорить с ним нельзя, а слушать его придется. — Для меня это тоже неожиданность. Америкосы хотят, чтобы на момент открытия их офиса в Москве, я был здесь. Соответственно, ехать туда мне надо сейчас. Это первое. Второе — в стране происходят вещи, мне непонятные…

— А что непонятного? — не учуяв во внуке начальника, перебила бабушка Эльза, — Новый НЭП, вот и все. Через год начнут сажать кооператоров и всех приличных людей. Я правильно говорю, Анна Яковлевна? — не скрывая сарказма, обернулась к соседке по столу Эльза Георгиевна.

Бабушка Аня набрала в легкие воздуха, чтобы дать достойный отпор белогвардейской пропаганде, но не успела. Вадим, повысив голос, продолжил:

— И это возможно. И пустота на прилавках, еще больше, чем сейчас, — возможна. Но дело в другом. Я против эмиграции. И Лена — против. Жить надо дома! Но на всякий случай базу там тоже неплохо было бы создать.

— Мы никуда не поедем! — с истерикой в голосе выкрикнула Наталия Васильевна.

— Мы сделаем так, как скажет Вадим! — грохнув по стону кулаком, рявкнул Владимир Ильич.

Все удивленно посмотрели в его сторону. Мало того, что подобное поведение никак не соответствовало его роли подкаблучника, к которой все давно привыкли, он вообще так никогда не разговаривал, Только Наталия Васильевна, иногда в отсутствие посторонних глаз получавшая напоминания от мужа, кто в доме реальный хозяин, тихо съежилась и спорить не стала.

Видя обращенные на себя удивленные взгляды, Владимир Ильич продолжил:

— Я понимаю, что для всех вас мнение моей покойной мамы не указ. Для меня, вообще-то, тоже. Но мама была права — давайте, наконец, поймем, что только Вадим и именно Вадим должен решать кардинальные для нашей большой семьи вопросы. Мама разбиралась в людях, и если она считала, что благополучие семьи зависит от Вадима, значит, она понимала, что это так. Я вообще думаю, что людям, готовящимся отправиться в вечность, открывается истина, нам недоступная.

В комнате опять повисла тишина. Все вспомнили предсмертную записку Батыя…

Дальше Вадим и Лена только детально отвечали на уточняющие вопросы родни.

Напоминание о письме Лениной бабушки погасило воодушевление Вадима. Словно ему на плечи взвалили мешок картошки. Он даже как-то ссутулился. Он с особой остротой вдруг почувствовал, какая мера ответственности за всех этих, таких родных для него людей, лежит на нем. Будто он действительно знает единственно правильное решение. А он не знает. Только показывать это никому нельзя. Единственный, у кого можно спросить совета, это Самойлов. Но и тому всего не расскажешь. Тем не менее, Вадим решил завтра позвонить Василию Петровичу.